Схимонах Вениамин Калягрский, друг прп. Силуана
Афонски патерик прошлого века, составляемый порталом Афон.
Однажды О. Вениамин Калягрский, гуляя в праздничный день по монастырскому лесу с О. Силуаном, предложил ему пойти к замечательному и весьма известному тогда на Афоне — Старцу О. Амвросию, духовнику Болгарского Монастыря «Зограф». Силуан немедленно согласился… Идут… О. Вениамин полюбопытствовал, о чем Силуан будет спрашивать Старца Амвросия.
— Я ни о чем не думаю спрашивать Старца, — ответил Силуан. — У меня сейчас нет никаких недоумений.
— Тогда зачем же ты идешь?
— Я иду, потому что ты так хочешь.
— Но ведь к старцам ходят ради пользы.
— Я отсекаю мою волю пред тобой, и в этом моя польза, большая, чем от какого бы то ни было совета Старца.
Удивился этой беседе О. Вениамин, но и на сей раз не понял он Силуана.
Незадолго перед своей кончиной О. Вениамин из пустыни приехал в Афонский Монастырь Святого Пантелеймона. Он заболел водянкой и слег в больницу, которую содержит Монастырь ради пустынников и вообще бездомных странников. Называется эта больница — «Покой». Помещается она в большом многоэтажном каменном здании, расположенном на самом берегу моря, вне врат собственно Монастыря. Рядом с этим зданием есть другое, меньшее, где находятся продовольственные магазины, которыми в то время заведовал Отец Силуан. Близость магазина от «Покоя» позволяла Силуану часто навещать О. Вениамина и помогать ему. Но и сам О. Вениамин, хотя и с трудом, мог все же первое время ходить, и тоже нередко посещал своего друга.
Вскоре после своего приезда, О. Вениамин был у О. Силуана, и они имели большую и важную беседу. Нам пришлось посетить О. Вениамина в больнице на другой день. Он весь был под впечатлением этой беседы с О. Силуаном и много раз с нескрываемым чувством удивления и благодарности повторял:
— Какого друга дал мне Господь!… Вы знаете, как он все раскрыл во мне… Потом дал мне три указания, несколько раз повторил их, чтобы я не забыл, и в заключение добавил строго, как бы большой гвоздь вбил: «Если не сделаешь так, как говорю, то не спасешься».
По всему было видно, что эта встреча с Силуаном для О. Вениамина была большим откровением. Случилось это в понедельник, первый день Петрова поста. Несмотря на то, что по уставу Монастыря в этот день до вечера не полагается ничего вкушать, О. Силуан «напоил его чаем» и сам пил. И эта незначительная деталь была отмечена О. Вениамином, как показатель свободы О. Силуана от форм, свободы не по презрению, а по превосходству, ибо он знал его великое воздержание.
Мы провели у О. Вениамина около часа, все это время он был очень сосредоточенным и ни о чем другом не мог ни думать, ни говорить, и много раз повторял:
«Какого друга дал мне Господь!»
Так только под конец своей жизни он узнал, кто был Силуан; прежде он относился к нему хотя и очень дружественно, однако несколько снисходительно, как к хорошему монаху, но все же младшему. Подобным образом произошло и с некоторыми другими отцами на Святой Горе, которые лишь после смерти О. Силуана оценили его.
О. Стратоник, покинув Старый Русик, пошел к пустыннику О. Вениамину. Это был человек редкого благородства, умный, начитанный, с богатым рассуждением; во всем его облике, в лице и в тонком, высоком, сухом силуэте, отразилась какая-то невысказанная внутренняя трагедия. Он десятки лет безмолвствовал на «Калягре», и нам хотелось бы многое рассказать об этом замечательном подвижнике, но не считаем возможным позволить себе здесь подобных отступлений, чтобы не удлинить повествования о главном предмете. О. Стратоник и раньше часто посещал О. Вениамина, и они много беседовали, но на сей раз он, сверх обыкновения, был молчалив и задумчив. О. Вениамин спросит его об одном, — молчание в ответ; спросит о другом, — то же самое. Наконец, с удивлением раскрывая руки, со свойственной ему несколько театральной грацией, он спрашивает:
— Отец Стратоник, что с Вами? Я Вас не узнаю. Всегда Вы бывали таким бодрым, а теперь сидите печальный, и закрылись Ваши вдохновенные уста… Что с Вами?
— Что же я Вам скажу на Ваши вопросы? — отвечает О. Стратоник. — Не мне об этом говорить; у Вас есть Отец Силуан, его спросите.
Удивился О. Вениамин. Силуана он знал давно, любил его и уважал, но не считал настолько великим, чтобы обращаться к нему за советами.
Вениамин был строгій монахъ къ себѣ во всѣхъ отношеніяхъ и благостный къ другимъ. Долго прожилъ на Св. Афоне въ подвигахъ уединенія. Его часто посѣщали монахи, прося совѣта въ духовныхъ дѣлахъ. Я бывалъ у Отца Веніамина и всегда находилъ пользу въ его наставленіяхъ. Видно было, что онъ несъ большіе подвиги поста и молитвы, что было замѣтно на немъ, но онъ объ этомъ никогда не говорилъ, а всегда былъ радостный, приветливый со всеми. Такимъ онъ и оставилъ нашъ земной міръ, никогда никого не осуждалъ, а благодарилъ Бога за всё, что бы ни случилось съ нимъ. Миръ тебѣ, Старецъ и истинный наставникъ нашъ аѳонскій, какихъ ужъ теперь мало на Св. Горѣ въ нашъ апостасійный вѣкъ.
Были и греки подвижники духа, подобные древнимъ монахамъ. Такъ, была одна келлія на Катунакахъ, мѣстности на Св. ГорѣАфон. Тамъ было такое правило: послѣ полудня двери келліи затворялись до утра. Вся братія келліи оставляла послушанія, собиралась въ свою церковку на молитву, которая продолжалась до утра и оканчивалась Св. Литургіей. Только тогда отворялись двери келліи и братія шла на свои послушанія. Такое правило совершалось много лѣтъ по повелѣнію почившихъ старцевъ этой келліи, по особому откровенію СВЫШЕ.
Тамъ же былъ и одинъ грекъ-подвижникъ, жившій въ своей каливкѣ. Это былъ скромный, незамѣтный монахъ, никуда не отлучавшійся отъ своего жилища. Много молился, помогалъ работой сосѣдямъ, за что получалъ нѣчто на свое пропитаніе. Бывало, иду мимо его келліи-каливки, поднимаясь къ Васильевскому Скиту, вижу его поющимъ и радостнымъ. Подброситъ свою камилавку вверхъ и ловитъ её руками. Вновь подброситъ и опять ловитъ, и опять поетъ тропари святымъ. Подойду, поздороваюсь, благословимъ одинъ другого и спрашиваю его, почему онъ такой радостный. «О, Патеръ Макаріосъ, если бы ты только зналъ, какъ Господь утѣшилъ меня!.. О! какая радость, если бы ты только зналъ!» Посмотрѣлъ я на этого человѣка-монаха и подумалъ: сколько у Господа есть тѣхъ, кто такъ любитъ Его и радуется о Его любви къ нимъ... Блаженіи чистіи сердцемъ: яко тіи Бога узрятъ (Мѳ. 5, 8).
Міръ! Міръ! Знаешь ли ты тѣхъ, молитвами которыхъ ты только и существуешь!.. Полный переживаніемъ только что видѣннаго, погружаясь въ свои мысли, медленно поднимался по каменистой тропкѣ, приближаясь къ Васильевскому Скиту, благодаря Бога, что имѣлъ возможность видѣть истинныхъ человѣковъ, наслѣдниковъ Жизни Вѣчной по святости и чистотѣ ихъ сердецъ.
Миръ тебѣ, инокъ Св. Аѳона. Помяни и мое недостоинство въ блаженной Вѣчности и порадуй меня новой встрѣчей съ тобою въ Невечернемъ Дни Царствія Бога.
|
