Верою исцеляюсь

Был ли преподобный Сергий «несомненным двуперстником», а преподобный Серафим «крипто-старообрядцем»?

 

В 2005 году в ряде православных СМИ стали появляться восторженные статьи и телесюжеты о старообрядчестве. Поводом к этому всплеску панегириков в адрес т.н. «древлеправославия» послужил ряд факторов, которые могут быть использованы как в церковных, так и в антицерковных интересах. Во-первых, ровно сто лет назад, 17 апреля 1905 года указом Императора Николая II был объявлен декрет «Об укреплении начал веротерпимости», уравнивавший неправославные и раскольнические объединения в Российской империи в правах с Российской Православной Церковью. В частности, в 1905 году были «распечатаны» алтари старообрядческой общины на Рогожском кладбище - духовном центре «Белокриницкой иерархии» старообрядческой церкви. Напомним, что запечатаны были алтари храмов Рогожского кладбища, ввиду продолжающегося совращения в раскол православных, 7 июля 1856 года, в правление Императора Александра II, русским правительством по представлению святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского.
Во-вторых, 20 апреля 2005 года Священный Синод Русской Православной Церкви, желая в очередной раз уврачевать последствия церковного раскола XVII века, учредил Комиссию по делам старообрядных приходов (т.е. единоверческих, в лоне Московского Патриархата) и по взаимодействию со старообрядчеством. Отметим, что наша Церковь уже не в первый раз протягивает руку, если не примирения, то по крайней мере доброжелательных взаимоотношений (в Комиссию вошло 7 архиереев!), не встречая со стороны «ревнителей древлего благочестия», глаголемых старообрядцами, никакой встречной реакции, кроме повторяющихся призывов покаяться за гонения на устроивших в свое время раскол и воинствующего настроя против Русской Православной Церкви.
В этой статье мы не будем искать виновных в той трагедии Церкви: об этом много было написано и говорено. Однако призывы к покаянию перед устроившими раскол и восставшими против Церкви и Государства Российского старообрядцами, исходящие нередко даже от людей, принадлежащих к Русской Православной Церкви, вызывают, мягко говоря, недоумение. Многие представители церковной и воцерковляющейся российской интеллигенции, в том числе и патриотического движения (например, А.Дугин) с восторгом относятся к старообрядчеству, видя в нем «хранителя Святой Руси», некое «светлое, истинное, древнее, неповрежденное православие» в противовес «официальной, косной, погрязшей в коррупции и в обслуживании антинародного режима патриархии». В последнее время любая критика «непогрешимых» старообрядцев (прежде всего «белокриницкого» согласия на Рогожском кладбище) считается недопустимой. В некоторых кругах («Портал-Credo.Ru» и др.) вынашиваются даже планы осуществить и в РПЦ своеобразную «оранжевую революцию», в которой альтернативой Московской Патриархии станет как раз древлеправославная «Старообрядческая Церковь» с ее пассионарностью, прекрасно проявлявшейся на протяжении более трех столетий в деле расшатывания Российской империи и государственности: с 1682 года начались стрелецкие бунты, в которых раскольники играли немаловажную роль. Раскольники нападали на монастыри (1687, 1689, 1693 годы), грабили монахов, захватывали церкви. Рецидивы следовали один за другим весь XVIII век, начиная с 1708 года, когда под лозунгом «За старую веру!» поднял бунт казак Булавин и его сподвижник Некрасов, и кончая Пугачевским бунтом в 1770-е годы, когда раскольники снабдили Пугачева деньгами, приютили его на Иргизе и оказывали всемерную поддержку. Некрасовцы-поповцы ушли к турецкому султану, поселились в низовьях Дуная и принимали участие в войнах против России (в 1809 и 1828 годах) на стороне турок. Московские федосеевцы принимали Наполеона на Преображенском кладбище. За оказанные услуги (здесь французы печатали фальшивые русские деньги) Наполеон разрешил раскольникам разорить иконостасы в нескольких православных храмах.
Не следует забывать и щедрое финансирование старообрядческими толстосумами (Рябушинский, Савва Морозов и др.) ленинской РСДРП и революций начала XX века.
К сожалению, опасность и последствия политического использования «альтернативного православия» многими недооценивается.

Уже сейчас как либерально-демократические, так и некоторые патриотические и околоцерковные журналисты и общественные деятели не скрывают намерения использовать старообрядчество (главным образом с Рогожского кладбища) для создания «альтернативной церкви», внушая попутно крайнюю неприязнь и даже ненависть к Русской Православной Церкви. Как писала в журнале «Благодатный Огонь» (№ 2) исследователь старообрядчества Н.Михайлова, «повышенное внимание к, казалось бы, безобидному и исчезнувшему старообрядчеству не случайно. И хотя у всех, кто занимается пропагандой старообрядчества, на первый взгляд разные цели, но по сути они объединены одним стремлением - нанести вред Церкви. Это наступление ведется в условиях практически полного замалчивания темы раскола в церковной печати. Судя по всему, преобладает мнение, что после отмены "клятв Собора 1667 года" раскол уврачевался, что сами старообрядцы не представляют опасности для Церкви и ее чад. Но этому мнению противоречат факты. Во-первых, раскол не уврачевался. Раскольнические общины существуют и в условиях гласности, "свободы совести и вероисповеданий" с каждым годом набирают силу. Сами раскольники вовсе не скрывают своей вражды к Церкви и своего стремления низвергнуть ее. Во-вторых, если в другие секты попадают чаще всего атеисты, то в раскол совращаются именно православные люди и, что наиболее прискорбно, молодежь. До революции совращение в раскол каралось по закону, теперь на этом пути нет никаких преград. В-третьих, раскольники активно используют книги, газеты и телепрограммы для формирования общественного мнения, столь же активно проникают в различные общественные и государственные структуры».
Печально, что даже в иных церковных изданиях старообрядческую церковь представляют как «православную», со своей иерархией и таинствами, и только в силу событий XVII века пока еще не единой с Русской Православной Церковью: раз, мол, начался процесс долгожданного воссоединения с Зарубежной Церковью, то почему нельзя начать аналогичный процесс со старообрядцами? Рады бы, да вот только как и с кем объединяться, если в самом старообрядчестве культивируются воинствующие настроения и непримиримость по отношению к нашей Церкви, если (будем говорить откровенно, оставив всякую политкорректность, несовместимую с серьезным богословским диалогом) ни один старообрядческий толк, в отличие от Зарубежной Церкви, не имеет канонически законного епископата и священства и, следовательно, безблагодатен и Церковью не является (без епископа нет Церкви; без Церкви нет спасения).
Рассмотрим кратко историю образования лжеиерархий двух самых крупных на сегодняшний день «старообрядческих церквей».
В XVII веке ни один епископ не ушел в раскол. Правда, старообрядцы утверждают, что при церковном расколе открыто принял сторону старообрядцев епископ Павел Коломенский. Но он умер в 1656 году.
Мечта о создании своей собственной иерархии в среде беглопоповцев[1] существовала всегда. Они решили переманить к себе какого-либо православного епископа и принять его, «исправить», по второму чину присоединения. Было ясно, что на такую сделку ни один русский архиерей не пойдет. Поэтому, как пишет изданный старообрядцами словарь «Старообрядчество» (М., 1996) «теснимые и гонимые в своем отечестве, старообрядцы решили учредить епископскую кафедру за границей», а именно в селе Белая Криница в Австро-Венгерской империи. Австро-Венгрия с удовольствием дала разрешение, понимая, какой вред этим можно нанести своему заклятому «другу и союзнику» - России. На роль основателя новой церкви согласился босно-сараевский митрополит Амвросий, лишенный кафедры и живший в Константинополе. Как написано в том же словаре, этот митрополит не был под запрещением (будто это имеет значение в свете дальнейшего) и сам выбрал второй чин для своего «присоединения к древлеправославию». 28 октября 1846 года «велегласно проклял все ереси» (то есть свою веру), исповедался мирянину, отрекшемуся от Церкви бывшему монаху Иерониму, который и «восстановил тем самым полноту трехчинной иерархии в старообрядческой Церкви». После отречения Амвросия, «перемазанного» неизвестно где взятым миром, ему уже не составляло никаких затруднений умножить число лжеепископов, к чему он и приступил: вопреки 1‑му апостольскому правилу один «посвятил» двух первых лжеепископов. От них и пошла «белокриницкая иерархия». Вскоре белокриницкие самозванцы перебрались в Россию, где учредили 12 «епархий».
Административным центром этой «лжеиерархии» стало Рогожское кладбище. Превратившиеся из беглопоповцев в поповцев раскольники стали называть себя «Древлеправославной Церковью Христовой». В 1988 году они объявили своего лжеархиепископа митрополитом московским и всея Руси, а «церковь», по аналогии с Русской Православной Церковью, назвали «Русской Православной Старообрядческой Церковью», чтобы отличаться от других «древлеправославных», а заодно на уровне аббревиатуры (РПСЦ) походить на РПЦ. Это, возможно, самая многочисленная из «древлеправославных церквей». Она насчитывает на территории СНГ 250 приходов, управляемых четырьмя лжеепископами. К сожалению, в словаре не указана численность паствы РПСЦ, хотя, возможно, она и неизвестна.
Однако в XIX веке многие беглопопоповцы, хорошо зная каноны, не признали новое самочинное сборище за «трехчиную иерархию». Они продолжали оставаться без нее, пока не наступили новые времена.
В России разразилась революция, а в Церкви объявились новые раскольники - обновленцы. Один из них, обновленческий архиепископ Саратовский Николай (П.А. Позднев, 1853-1934), бывший под запрещением, стал «родоначальником иерархии Древлеправославной церкви» в ноябре 1923 года. После «проклятия ересей», исповеди у беглого попа Тихомирова и «миропомазания» саратовские беглопоповцы объявили Николу «архиепископом московским, саратовским и всея России», видимо, полагая, что обрели нечто похожее на патриарха. Магистр богословия Никола от этого звания не отказался. В 1924 году Никола сварил миро, но один поставлять «епископов» не решался. В 1929 году «архиепископ всея России» принял в древлеправославие еще одного архиерея - Стефана (Расторгуева), и тогда вдвоем они приступили к хиротониям. Административный центр этой второй лжеиерархии несколько раз перемещался, а с 1963 года обосновался в Новозыбкове. Так возникла «новозыбковская иерархия». Как сообщает словарь «Старообрядчество», за последнее десятилетие число их общин выросло втрое и достигает 60 (Михайлова Н. Церковь и раскол XVII века // Благодатный Огонь. № 2. С. 18-19).
С точки зрения св. канонов Церкви абсолютно невозможен прием в сущем сане священства т.н. «белокриницкой или австрийской иерархии» («Русской Православной Старообрядческой Церкви»), у которой никогда не было апостольского преемства (см. 1-е апостольское правило). Именно поэтому Святейший Правительствующий Синод XIX века отвергал даже мысль о их присоединении. «У нас в Москве, на Рогожском австрийцы (старообрядцы, приемлющие так называемую австрийскую иерархию с центром на Рогожском кладбище. - Н.К.), конечно, аккуратнее нас совершают и крестное знамение, и всякое имя произнесут с величайшей точностью до последней буквы; однако их хиротонии и евхаристию мы признаем пустыми церемониями» (из письма митрополита Сергия (Страгородского) митрополиту Вениамину (Федченкову) от 26 декабря 1938 года).
Что же касается «новозыбковской иерархии», которая ведет свое начало от епископа Николая (Позднева) - епископа законного поставления, уклонившегося в 1922 году в обновленчество, и иосифлянского епископа Стефана (Расторгуева), не подвергавшегося церковным прещениям, то их епископское рукоположение, на основании икономии, может быть принято и, в принципе, «новозыбковские» епископы и священники могут быть присоединены к Церкви на правах единоверия с сохранением сана, как рекомендует нам поступать 95-е правило Трулльского Собора относительно несториан и монофизитов.
Поэтому должно быть четкое разграничение между различными толками (по сути - двумя) старообрядчества, которое, к сожалению, сейчас не проводится. В связи с этим, как нам представляется, наиболее канонически перспективным для деятельности недавно созданной нашей Церковью Комиссии по взаимоотношению со старообрядчеством был бы диалог только с представителями «новозыбковской иерархии» о их присоединении к Матери-Церкви на правах единоверия.
Цель настоящей статьи отнюдь не в том, чтобы еще больше усугубить разделение с нашими братьями, в расколе упорствующими. Надеемся, что созванная нашей Церковью Комиссия сумеет, Господу содействующу, наладить мирный диалог и смягчить средостения, выросшие за три с лишним века между православными и старообрядцами, путем тщательного исследования всех причин, приведших к расколу.
I
Как верно подметил недавно Иван Миролюбов, представитель одного из старообрядческих согласий и секретарь Комиссии по взаимодействию со старообрядчеством при ОВЦС МП, «для начала дальнейшего движения вперед необходимо прийти к пониманию, лучше обоюдному, что конкретно нас разъединяет». Иначе мы просто не сможем понять друг друга. Искренне желая примирения, попытаемся разобраться в самом, пожалуй, ключевом моменте наших расхождений: виде перстосложения для осенения себя крестным знамением. Были ли наши древние русские святые - равноапостольные Владимир и Ольга, преподобный Сергий Радонежский, святители Петр, Алексий, Иона, Филипп и Ермоген - «несомненные двуперстники», как это утверждает в своей работе «Церковная "реформа" XVII века как идеологическая диверсия» (М., 2004) страстный апологет и проповедник старообрядчества в лоне патриаршей Русской Церкви, а по сути самый настоящий идеологический диверсант Б.Кутузов. По его словам, «в этом смысле Русская Церковь - укоренена в старообрядчестве». Мы же постараемся доказать обратное.
За основу нашего исследования возьмем до сих пор еще не переиздававшийся труд выдающегося церковного историка и не менее выдающегося богослова митрополита Макария (Булгакова) (1816-1882) «История русского раскола, известного под именем старообрядства» (СПб., 1855). В то время Макарий, епископ Винницкий, был ректором С.-Петербургской Духовной академии. Митрополит Макарий (Булгаков), прославившийся своей многотомной «Историей Русской Церкви», известен также одним из наиболее фундаментальных трудов, принадлежащих русской богословской мысли - «Православно-догматическим богословием» - классическим сочинением, прославившим, как и его «История», русскую православную науку.
«История русского раскола» ценна тем, что в этом исследовании, основанном на огромном количестве церковно-исторических источников, епископ Макарий убедительно доказывает, что все раскольнические мнения о якобы древности их обрядовых особенностей - суть новшества, «новины», которых ранее никогда не знала ни вселенская, ни Русская Церковь (учения старообрядцев о двуперстном крестном знамении, о сугубой (т.е. двойной) аллилуии, о хождении посолонь (по солнцу), об употреблении в Символе Веры слова «истиннаго» («и в Духа Святаго Господа истиннаго...») и др.)
Об этом же писал и святитель Феофан Затворник: «А что они (раскольники) содержат, то привнесено в книги за 100 или 150 лет до блаженного Патриарха Никона... Патриарх Никон книги священные не поновил, а воротил на старое. Все же новизны выбросил... Они говорят, что у них древлеотеческие догматы. Какие это древлеотеческие? - им всего будет, если от нас считать, лет 200 или 300. - Они все новы, и древние Отцы о них совсем не знали... Они (раскольники) суть истинные нововводители. Так их и считайте, и говорить не позволяйте, что они старой веры... Послушайте, что это у них за древлеотеческие догматы? Это - двуперстное сложение, двоение аллилуйи, хождение посолонь, не брить усов и бороды, имя Господа Спасителя говорить испорченно - Исус. Но посмотри ты всех св. Отцов и поищи, есть ли хоть один, который бы почитал сии мелочные вещи догматами? Ни одного. Есть ли у них хоть намек какой-либо на то, что от сих вещей зависит спасение? Никакого!» (Из проповедей 1864 г.)
Епископ Макарий (Булгаков) показывает, что все старообрядческие мнения, а по сути - новшества, были внесены в богослужебные и другие церковные книги только при Патриархе Иосифе (1642-1652) - предшественнике Патриарха Никона.
В своей книге преосвященный Макарий исследует как историю появления раскольнических мнений, так и историю самого раскола.
Далее, в несколько сокращенном виде, приведем выдержки из труда епископа Макария (Булгакова) «История русского раскола, именуемого старообрядством».
Крайнее повреждение богослужебных книг
Ошибки в этих книгах бывали и прежде, как неизбежное следствие постоянного списывания их и переписывания. Но прежде, пока просвещение еще поддерживалось в России, особенно между духовенством, пока Церковью Русскою правили большею частию митрополиты-греки и при них всегда находились люди, знавшие греческий язык, у нас не считали грехом и имели полную возможность исправлять священные и богослужебные книги чрез сличение их с подлинным текстом. С половины XV столетия, когда не стало в России митрополитов-греков, когда вскоре за тем не стало школ и мрак невежества распространился между самим духовенством, когда не стало и людей, знающих греческий язык, - порча богослужебных книг быстро достигла высшей степени. Переписчики, частию по оплошности и нерадению, частию по невежеству, прибавляли опись к описи, ошибки к ошибкам, а иногда позволяли себе поправлять смысл текста по самому темному своему разумению. Эту крайнюю поврежденность богослужебных книг в XVI веке засвидетельствовали современники: преп. Максим Грек, отцы стоглавого Собора и издатели первопечатных книг в Москве.
Посреди таких-то несчастных обстоятельств в первой половине XVI века частию возникли вновь, а частию усилились раскольнические мнения:
1. О двуперстном сложении креста;
2. О сугубой (двойной) аллилуии;
3. О хождении посолонь (по солнцу) во время крестного хода;
4. О том, что в 8-м члене Символа веры должно читать о Святом Духе: «И в Духа Святаго Господа истиннаго...»;
5. О величайшей важности и неприкосновенности старых богослужебных книг даже по букве.
Едва только преп. Максим Грек, прибывший в наше Отечество со св. горы Афонской в 1506 году, приступил, по воле великого князя, к исправлению Триоди и, пересматривая также другие богослужебные книги, начал оглашать замеченные в них ошибки, требовавшие исправления, - как на него вооружилось невежество толпы и даже духовенства.
Максима не понимали или понять не хотели. В 1525 году, по воле митрополита Даниила, лично не расположенного к Максиму, его позвали на суд соборный за мнимое повреждение книг, судили и, наконец, осудили как еретика, богодухновенныя книги растлевающа, а не правяща.
Как объяснить эту странную привязанность к старым богослужебным книгам, в первый раз обнаружившуюся у нас по делу о Максиме Греке? С одной стороны, причиною ее можно считать самую древность богослужебных книг, которые, употребляясь в Церкви в продолжение нескольких веков, естественно приобрели особенную важность в понятиях народа: «по этим книгам спаслись русские чудотворцы». А, с другой стороны, главною причиною всего здесь было грубое невежество, которое одно только могло не видеть или не понимать величайших погрешностей в тогдашних наших богослужебных книгах, могло не чувствовать крайней потребности в исправлении их, могло думать, будто спасение русских чудотворцев сколько-нибудь зависело от самой буквы церковных чинопоследований, как бы они ни были переведены или переписаны - правильно или неправильно; могло, наконец, приписать некоторым незначительным неточностям или погрешностям в исправлении этих книг преподобным Максимом такую высокую важность, что осудило его навсегда как еретика, как развратителя богодухновенных писаний. Правда, были у нас тогда люди, которые чувствовали и порчу церковных книг, и потребность в их исправлении: потому что Максим не иначе и приступил к этому делу, как по воле великого князя и митрополита. Но так как преподобный имел несчастие заслужить себе нерасположенность - и народа, обличая его невежество, суеверия, привязанность к обрядовой внешности и разные пороки, и духовенства, особенно монашествующего, нередко укоряя его за то, что оно владело богатыми поместьями и крестьянами, и даже самого великого князя и митрополита Даниила: то не удивительно, если и правильно понимавшие дело Максима не хотели или не могли защитить его.
Мнение о двуперстном сложении креста
В сборнике, содержащем в себе 16 слов митрополита Даниила (1522-1539), который известен нам по своему суду над Максимом Греком за исправление книг, есть слово под заглавием: «Яко прияхом предания писанная и неписанная и да знаменуем лице свое крестообразно». Здесь впервые излагается раскольническое учение о двуперстном сложении перстов для крестного знамения, и именно приводятся: а) свидетельство монаха Петра Дамаскина, жившего в XII веке (ок. 1157 г.), которое, впрочем, не имеет того смысла, какой хотят находить в нем раскольники, и б) слово или наставление Феодоритово, как должно слагать крест, - наставление, действительно ясное и отчетливое, благоприятствующее раскольникам и потому доселе особенно уважаемое ими[2].
Откуда взялось это наставление Феодоритово? Без всякого сомнения, блаж. Феодориту, жившему в V веке, оно не принадлежит: потому что, по всем изысканиям, оно не находится ни в печатных изданиях, ни во всех греческих рукописях сочинений блаж. Феодорита, ни на Востоке, ни на Западе, и никто никогда в Греции не упоминал об этом наставлении, не приводил его[3]. Должно быть, слово Феодоритово о перстосложении составлено кем-либо у нас в тот период, когда у нас так любили выдавать подложные сочинения под именами св. отцов и древних учителей, то есть к концу XV или в начале XVI века. И действительно, в первый раз оно встречается к концу XV века в сборнике, написанном для Соловецкого монастыря, по распоряжению тамошнего игумена Досифея, только здесь оно не имеет того смысла, в каком является в сборнике митрополита Даниила, а вполне благоприятствует перстосложению православному. Следовательно, это подложное Феодоритово слово в начале XVI века еще кем-то повреждено и в таком поврежденном уже виде сделалось известным митрополиту Даниилу[4]. В других списках оно представляется еще более различным не только по выражениям, но и по смыслу, с некоторыми прибавлениями или сокращениями - новое доказательство подложности. Если бы слово принадлежало Феодориту и было переведено с греческого, то в разных переводах оно могло бы иметь разность в выражениях, но всегда сохранило бы единство смысла и содержания. В некоторых списках к концу этого слова приписаны, между прочим, следующие греческие слова: να ἔιναι άφορισμενος, т.е. будь тот отлучен. Но так не говорили и не писали в V веке, когда жил и писал блаженный Феодорит, а начали выражаться уже на языке новогреческом, образовавшемся после падения Цареграда под власть турок (1453 г.).

Вообще, должно заметить, что до самого XVI века не встречается ни одного письменного свидетельства, прямого и ясного, о том, чтобы в Греции, или в России, или где-либо на Востоке крестились двумя перстами; напротив, есть ясные свидетельства, что в православной Церкви употреблялось троеперстное крестное знамение. Так, греческий философ Никифор (Константин) Панагиот в известном своем прении с латины в 1256 г., обличая их за разные отступления от Православия, между прочим спросил: «И чему, не якоже мы крестимся, прообразующе истиннаго креста тремя персты, на главе и на сердце и на правом плече и на левом, в силу его облачимся?..»[5] Или, как по другим, более полным, спискам, греческий философ Панагиот сказал Азимиту: «почто не слагаеши три персты, и крестишась десною рукою, и не полагаеши на челе твоем и на десную грудь, и одеваешися оружием Христа моего...» Иподиакон Фессалоникийский Дамаскин Студит, живший до взятия Константинополя турками, в слове в Неделю Крестопоклонную, обличая некоторых православных за небрежное начертание крестного знамения, учил: «како должен есть творити кийждо благочестивый христианин крест свой. Первее убо да совокупит три своя персты, за святую Троицу: великий перст, и другия два сущая близ его; таже первее убо да положит ю на челе своем, второе на чреве своем, третие на правем раме, и четвертое на левом раме; егда творит тако, тогда знаменует истинный крест»[6].
Не имея письменных древних свидетельств о двоеперстии, ясных и непререкаемых, раскольники обыкновенно ссылаются с особенным торжеством и настойчивостью на древние иконы. Но эта ссылка тогда бы только могла иметь значение, а) если бы они могли доказать, что древние иконы в продолжение веков не были поновляемы; б) если бы сложение перстов на этих иконах было повсюду одинаковое - двуперстное, а не различное, и в) если бы некоторые несомненно древние иконы не представляли ясных примеров и троеперстия для крестного знамения, и именословного благословения.
Каким же образом могла родиться мысль, что крестное знамение надобно полагать двумя перстами? Известно, что такое сложение перстов для крестного знамения имеет большое сходство с перстосложением, которым благословляют пастыри Церкви. Очень возможно, если во времена невежества у нас (XV-XVI вв.) какой-либо простак-грамотей, не понимая значения троеперстного крестного знамения, дотоле употреблявшегося, и видя различие его от того сложения перстов, каким благословляют священники, вздумал рассуждать, что надобно нам в крестном знамении подражать своим пастырям, благословляющим нас, надобно нам и креститься так же, как они нас благословляют. А чтобы успешнее распространить свою мысль между другими, и измыслил под именем блаж. Феодорита «слово, како благословити и како креститися», которое действительно заповедует одно и то же перстосложение и для благословения, и для крестного знамения. Одно уже то, что наставление Феодоритово о двуперстном сложении креста внесено было самим первосвятителем Русским в его слово, показывает, что наставление это довольно уже было распространено у нас в первой половине XVI века и двуперстное знамение креста имело тогда немало последователей, во главе которых стоял сам митрополит Даниил.
Стоглавый Собор
Стоглавый Собор вызван был обстоятельствами своего времени. Совершенный недостаток училищ для образования пастырей Церкви, распространение невежества и гибельных суеверий в народе и самом духовенстве, усилившаяся порча богослужебных книг и многие другие нестроения и разногласия в отправлении служб церковных, недостатки и своеволия в церковном управлении и благочинии, крайний упадок нравственности в народе и духовенстве - все это вместе подвигло царя Иоанна Васильевича IV, который, после несчастных дней своей юности, хотел быть, как сам выразился, «вере поборником, Богу служителем, славы Церкви рачителем», созвать в Москве Собор в 1551 году. На Соборе присутствовали, под председательством митрополита Макария, пастыря мудрого и просвещенного, два архиепископа, семь епископов с архимандритами, игуменами и прочим духовенством. Следовательно, это был собор архипастырей не всей Церкви Русской, а только одной ее митрополии северной или Московской, и в нем не принимала никакого участия целая половина Русской Церкви, митрополия ее южная или Киевская, заключавшая в себе до восьми епархий. Предметы для рассуждений соборных, соответственно вышеозначенным современным потребностям отечественной Церкви, указал сам Царь кратко в своих речах пред началом Собора и обстоятельно - в вопросах своих, предложенных Собору, сперва в числе 37, потом еще в числе 32. Памятниками решений соборных, во-первых, служат разные соборные приговоры и наказы, тогда же отдельно изданные и обнародованные для всеобщего руководства или от имени Собора, или от лица самого Царя; во-вторых, признается обыкновенно особая рукописная книга под заглавием: Царские вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинах, излагающая все деяния и постановления Собора в ста главах и потому называемая Стоглавом, или Стоглавником. Первые, т.е. соборные приговоры и наказы, отдельно изданные, по содержанию своему вполне достойны Собора и, без сомнения, были весьма полезны в свое время для церковного благоустройства. Последняя, т.е. книга Стоглав, кроме многих очень достойных и полезных для Церкви и отечества постановлений, содержит в себе постановления и недостойные Собора, особенно те, в которых вопреки древним преданиям православной Церкви некоторые раскольнические мнения возводятся на степень догматов.
Мнения раскольнические, возводимые в Стоглавнике на степень догматов, суть: 1) мнение о том, что надобно благословлять и креститься двумя перстами (гл. 31); 2) мнение о небритии брады и нестрижении усов (гл. 40); 3) мнение о сугубой аллилуии (гл. 42). Рассмотрим в данной статье мнение о сложении двух перстов для благословения и крестного знамения. Стоглав старается утвердить его в качестве догмата следующим грозным правилом: «аще кто двема персты не благословляет, яко же и Христос, или не воображает крестнаго знамения двема персты, да будет проклят, святии Отцы рекоша». Но где же св. Отцы изрекли такое проклятие? Они изрекли его, отвечают защитники Стоглава, в «Чине обращающимся от ересей», который встречается в древлеписанных Кормчих и «видится не Российския Церкви творение бе, но восточныя кафолическия Церкве: тамо бо, в восточней Церкви, священными соборами осуждены еретицы, тамо правила на них изложена, тамо и чин обращения на них положен» (Помор. ответы. 43). Правда, что «чин, аще кто в ереси быв, крещен сый, и к Богу обратится, любо хвалисин, любо жидовин, любо кий еретик», встречается в некоторых наших древлеписанных Кормчих; правда и то, что в этом чине встречается проклятие, подобное, хотя и не такое, какое приведено в Стоглаве. Но то не совсем верно, будто этот чин, в целом своем составе, есть творение восточной кафолической Церкви; а то решительно не верно, будто означенное проклятие положили в нем св. Отцы Церкви. Весь этот небольшой чин по славянским письменным Кормчим заключает в себе две составные части. Первая излагает исповедание обращающегося к православной Церкви; вторая - молитвы и действия над ним священника. В исповедании обращающийся к Православию: а) сначала поименно проклинает древних еретиков, осужденных седмью Вселенскими Соборами; б) потом безыменно проклинает содержащих разные ереси, древние и новые, перечисляя многие догматические и обрядовые отступления от Православия, преимущественно армянские и латинские; в) наконец, кратко выражает свою правую веру во Святую Троицу. Священник, выслушав это исповедание обращающегося: а) снова троекратно вопрошает его: «веруеши ли во Святую единосущную Троицу», - и, получив троекратный утвердительный ответ, читает молитву; б) потом помазует обращающегося св. миром и читает другую молитву; в) наконец, налагает на него небольшую епитимию. Проклятие еретиков по именам, изложенное в первой части, и вся вторая часть, излагающая молитвы и действия священника, заимствованы из греческого чина «Отречение еретиков армян», который составлен в XII веке по случаю известных сношений православной Церкви с армянскою, на основании, впрочем, в некоторых статьях, более древнего чина. Все остальное, заключающееся в первой части, взято из того же греческого чина и из обличительного слова на армян Исаака кафоликоса, которое обыкновенно помещалось у греков вслед за означенным чином. Следовательно, «Чин обращающимся от ересей», на который указывают защитники Стоглава, составлен собственно не в Греции и не св. Отцами Церкви, а у нас в России, хотя и на основании греческих источников. Когда составлен? По всей вероятности, не прежде, как или к концу XIV века, или в XV (в известных Кормчих XIII века этого чина нет), когда в южных городах России начали селиться от моря Хвалинского (Каспийского) некоторые армяне (хвалисяне), для которых, судя по содержанию чина и заглавию, он преимущественно и написан. Обращаясь, в частности, к правилу о двуперстии вместе с проклятием, помещенному в этом славянском чине, мы должны сказать, что оно, по самом точном изыскании, не находится ни в одном из греческих сочинений, из которых заимствован весь чин; не находится даже и вообще ни в каком чине Церкви Восточной, кафолической. Значит, оно - сочинение русское. Мало того: сначала и у нас оно внесено в чин с мыслию православною и читалось: «иже не крестит (т.е. не благословляет) двема перстома, якоже и Христос, да будут прокляти». В таком виде оно ограждало именословное благословение наших пастырей, которое, в известном отношении, можно назвать и двуперстным; не без основания указывало на пример Христа Спасителя, о котором, по крайней мере, несомненно известно, что Он благословлял, хотя и неизвестно, каким образом - и, видимо, направлено было против латинян или их пастырей, благословляющих не по-нашему, не двумя перстами, а целою рукою. Но потом невежды-писцы начали писать это правило в чине так: «иже не крестится двумя перстами, якоже и Христос, да будет проклят». Тут уже вышло совершенное искажение прежней мысли: как будто откуда-либо известно, что Христос крестился, и именно двумя перстами. Как будто Он имел нужду полагать на Себе крестное знамение?.. Составитель Стоглава простерся еще далее - он оба чтения этого правила по своему произволу совокупил и написал сначала: «аще кто двема персты не благословляет (т.е. не крестит), якоже и Христос, или не воображает крестнаго знамения двема персты, да будет проклят», но потом чрез несколько слов: «иже кто не знаменается (т.е. не крестится) двумя персты, якоже и Христос, да есть проклят».
Во-вторых, в основание этого правила Стоглавник указывает на сказание о Мелетии, Антиохийском Патриархе, который будто бы на Антиохийском соборе благословил верующих двумя перстами и произвел чудо. Но здесь совершенное искажение исторической истины. В греческих источниках, из которых единственно и могло быть заимствовано это сказание о Мелетии, оно читается иначе. У греческих историков говорится собственно: а) что Мелетий показал на соборе сперва три перста, потом один для изображения таинства единосущной Троицы, но нет ни слова о благословении Мелетием народа; б) что Мелетий, показав три перста, пригнул потом два из них и оставил один, или пригнул и все три, но снова протянул один, а не наоборот, будто он пригнул один или три перста и совокупил или протянул два; в) вовсе не упоминается об исхождении от Мелетия молниеподобного огня вследствие будто бы двуперстного благословения. Допустим, впрочем, что сказание о Мелетии, как оно читается в Стоглаве, истинно: что оно гласит? Что Мелетий благословил народ, два перста совокупль, а три пригнув, и что, следовательно, вообще так надобно благословлять пастырям Церкви? Да мы об этом и не спорим: потому что православные пастыри так именно и благословляют, два перста совокупль и три пригнув известным образом. Но следует ли отсюда, что так именно надобно слагать персты и всем христианам для крестного знамения? В сказании о Мелетии, очевидно, об этом нет ни слова.
И, наконец, Стоглавник ссылается на известное слово Феодоритово о сложении перстов для благословения и крестного знамения. Но мы уже замечали: а) что блаженному Феодориту это слово нимало не принадлежит и что оно измышлено у нас к концу XV века; б) что первоначально оно выражало, если только относить его к одному крестному знамению, мысль православную, а в XVI веке уже повреждено, как и читается в сборнике митрополита Даниила.
Далее епископ Макарий (Булгаков) подробно рассматривает и критически оценивает иные раскольнические мнения, возводимые в Стоглавнике в степень догматов, на которых мы здесь останавливаться не будем.
Итак, подведем итоги исследований о Стоглаве епископа Макария (Булгакова). Прежде всего следует помнить, что никаких догматических и канонических установлений о перстосложении (как, впрочем, и о других обрядах) в Церкви нет[7]. Это объясняется тем, что в первые века в этом не было нужды, в разных Поместных Церквах были разные обычаи, но ни перстосложению, ни другим обрядам не придавали догматического значения. Положение изменилось в IV веке, когда еретики стали усваивать той или иной форме перстосложения еретический смысл. Так, например, армяне и несториане, отпавшие от Вселенского Православия, стали креститься двумя перстами, и в их среде оно приобрело силу догмата. Поэтому для Православных Церквей двоеперстие стало признаком ереси.
На Стоглавом Соборе впервые на Руси обряды - учение о двоеперстии и сугубой аллилуии - были возведены на степень догмата и ограждены проклятием. «Это проклятие в деле совершенно обрядовом поразило анафемой всех православных - греков, русских и прочих, которые употребляли другое перстосложение», - пишет Макарий. Так появились «клятвы 1551 года».
В связи с этими «клятвами» важно отметить факт одновременного употребления троеперстия и двоеперстия на Руси до XVI века. Если бы троеперстия не было, то и запрещать его не было бы нужды. Напомним еще раз, что Стоглавый Собор запретил и проклял тех, кто крестился тремя перстами, за 100 лет до раскола, т.е. до того, как, с точки зрения т.н. «старообрядцев» «реформатор» Никон вместо двоеперстия («как и Христос крестился» будто бы), ввел «неизвестное» русским людям троеперстие.
Но вернемся к труду епископа Макария.
Вопрос о перстосложении в печатных книгах XVI и XVII вв.

Как ни строго заповедано мнение о сложении двух перстов для крестного знамения в книге Стоглав (гл. 31), однако ж в печатные наши книги оно было внесено очень не скоро. Напротив, первые появившиеся у нас печатные наставления о крестном знамении были наставления православные. Так, в 1596 г. при азбуке славянской, изданной в Вильне православным литовским протоиереем Лаврентием Зизанием, помещено в конце для руководства детям краткое «изложение о православной вере» родного брата его Стефана Зизания, и здесь проповедуется творить на себе крест тремя перстами; а известно, что Стефан Зизаний, учитель виленского училища и клирошанин, был не только одним из ревностнейших защитников Православия от латинян, но и страдальцем за него. В 1627 году издан в Москве большой катехизис самого Лаврентия Зизания, и здесь на обороте листа 5-го читаем: «Вопрос: како на себе достоит нам честный крест полагати и знаменатися им? Ответ: сице знаменаемся им: сложивше убо три персты десныя руки, и возлагаем на чело; таже на живот, и на десное и на левое рамо, глаголюще молитву Иисусову: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». То есть здесь ясно внушается не только слагать три перста, но и возлагать их на чело, на живот, на десное и на левое рамо, следовательно, креститься тремя перстами. Правда, почти вслед за приведенною статьею, в том же катехизисе Зизания напечатана в первый раз статья и о двуперстии; но, без сомнения, она Зизанию не принадлежит, как противоречащая первой его статье, а, по всей вероятности, внесена в катехизис лицами, которым поручено было в Москве исправить и издать его, или даже первоначально и не была внесена в катехизис, а помещена в нем раскольниками уже при последующих гродненских изданиях его в 1783-1788 г.: так как экземпляры первого издания этой книги ныне неизвестны, и первоначально, судя по одному достоверному свидетельству, она заключала в себе менее глав, следовательно, при позднейших изданиях более или менее повреждена. По гродненским изданиям, катехизис этот имеет уже не 67, а 80 глав. Ужели он не поврежден? Допустим, впрочем, что статья о двоеперстии внесена в большой катехизис и первыми его издателями во дни патриарха Филарета; примечательно, что они внесли ее как-то боязливо и нерешительно, не осмелившись исключить статьи и о троеперстии, которая ей предшествует, и вовсе не сослались на Стоглав, где двуперстие заповедуется с такою грозною решительностью. Верно, двоеперстие было еще очень ново и слабо сравнительно с троеперстием. Замечательно также, что в соборном изложении патриарха Филарета, которое напечатано при требнике патриарха Иоасафа в 1639 г., хотя помещен известный нам «Чин, аще кто в ереси быв крещен и обратится к Богу, или хвалисин, или жидовин...», но статья о перстосложении в нем читается так: «иже не крестит (т.е. не благословляет) двема перстома, яко Христос, да будет проклят» (л. 508 об.), не сказано: иже не крестится. Наконец, прямо и решительно начали печатать учение о двуперстии для крестного знамения занимавшиеся изданием книг в Москве при патриархе Иосифе, в книге так называемой Кирилловой (1644), в предисловиях следованных Псалтирей (1642, 1647, 1648, 1649) и Псалтири учебной (1645, 1646 и др.), в книге о вере (1648), в кратком катехизисе (1649).
Но, во-первых, и они ни разу не сослались на книгу Стоглав для подтверждения своих мыслей, а ссылались только на подложные сказания о двуперстии: Феодоритово, Мелетиево и Максима Грека; значит, не высоко ценилось тогда свидетельство Стоглава![8]
Во-вторых, подложность слова Феодоритова о двуперстии мы уже видели; поврежденность сказания о Мелетии также видели; здесь заметим, что и слово Максима Грека, на которое теперь только начали ссылаться ревнители двуперстия, также, по всей вероятности, подложно или испорчено. Ибо:
а) ни составитель Стоглава, писавший вскоре по смерти преподобного Максима и крайне, как видно, нуждавшийся в свидетельстве для подтверждения важности двуперстия, которое не устыдился основать даже на выдумках, ни кто-либо другой из подобных ревнителей до времен самого патриарха Иосифа ни разу не сослался на это сочинение Максима;
б) оно не находится в списке сочинений Максимовых, писанных в XVI веке, когда и жил преподобный, а встречается уже в списках XVII и XVIII столетий: знак, что оно прибавлено впоследствии чуждою рукою;
в) и в этих позднейших списках написано не одинаково: в одних, по-видимому, проповедуется троеперстие, в других так сбивчиво и темно, что почти нельзя понять смысла;
г) в том виде, в каком сочинение это обыкновенно печатается раскольниками, оно по содержанию своему совершенно недостойно преподобного Максима, весьма просвещенного богослова.
В книгах, печатавшихся тогда, и даже прежде патриарха Иосифа, в нашей южной митрополии защитниками Православия от униатов, ясно проповедуется троеперстие для крестного знамения. Так, известный ревнитель Православия, киевский митрополит Петр Могила в своем большом катехизисе или православном исповедании, которое в 1643 году было уже рассмотрено и одобрено соборами киевским и ясским, а вскоре и всеми восточными патриархами, говорит о перстосложении: «Должно изображать крест правою рукою. Полагая на чело три большие перста, говори: во имя Отца; потом, низпустив руку в том же виде на перси, говори: и Сына; отселе перенося руку на правое плечо и провождая до левого, говори: и Святаго Духа. Сделав на себе сие святое знамение креста, заключи словом: аминь. Или, когда изображаешь крест, можешь говорить: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешнаго. Аминь» (ч. I, отв. на вопр. 51). То же видим и в малом катехизисе того же первосвятителя Киевского, напечатанном в Киеве (1645 г.) и во Львове (1646 г.). Почему же мнимые ревнители старообрядства не уважают свидетельства этих старопечатных книг, изданных истинными ревнителями Православия?
Московские издатели богослужебных и учительных книг при патриархе Иосифе не заслуживают доверия и потому, что они намеренно позволяли себе повреждать в этих книгах места, несогласные с их мнениями. При перепечатании, например, малого катехизиса Петра Могилы в 1649 году в переводе с малороссийского языка на славянский они изменили приведенное нами место о перстосложении. (Тут епископ Макарий приводит первоначальный (1645-1646 гг.) текст о перстосложении и измененный (1649 г.) в пользу двоеперстия.- Н.К.) Равным образом при переводе с малороссийского языка на славянский Книги о вере.., изданной в Киеве Захарием Копыстенским в 1619 году, и при переделке ее во многих местах, московские издатели этой книги в 1648 году повредили в ней статью о кресте, привнесши сюда свое мнение о сложении перстов для крестного знамения. И такими-то средствами, то подлогом, то порчею сочинений и книг, старались распространить и утвердить в народе любимое свое двоеперстие!

(Продолжение следует) 
http://3rm.info/6472-byl-li-prepodobnyj-sergij-nesomnennym.html