Верою исцеляюсь
Главная » 2011 Ноябрь 8 » Еще раз о жидобольшевиках и их пресловутом празднике.
18:47 Еще раз о жидобольшевиках и их пресловутом празднике. | |
 Еще раз о жидобольшевиках
и их пресловутом празднике.
«Но вот Россию завоевала группа, кучка людей. Эти люди тотчас ввели в стране жесточайший оккупационный режим, какого ни в какие века не знала история человечества. Этот режим они ввели, чтобы удержаться у власти. Подавлять все и вся и удержаться у власти. Они видели, что практически все население против них, кроме узкого слоя «передовых» рабочих, то есть нескольких десятых населения России, и все же давили, резали, стреляли, морили голодом, насильничали как могли, чтобы удержать эту страну в своих руках…
…Может быть, и можно потом восстановить храмы и дворцы, вырастить леса, очистить реки, можно не пожалеть даже об опустошенных выеденных недрах, но невозможно восстановить уничтоженный генетический фонд народа, который еще только приходил в движение, только еще начинал раскрывать свои резервы, только еще расцветал. Никто и никогда не вернет народу его уничтоженного генетического фонда ушедшего в хлюпающие грязью, поспешно вырытые рвы, куда положили десятки миллионов лучших по выбору, по генетическому именно отбору россиян. Чем больше будет проходить времени, тем больше будет сказываться на отечественной культуре зияющая брешь, эти перерубленные национальные корни, тем сильнее будет зарастать и захламляться отечественная нива чуждыми растениями, мелкотравчатой шушерой вместо поднебесных гигантов, о возможном росте и характере которых мы теперь не можем и гадать, потому что они не прорастут и не вырастут никогда, они погублены даже и не в зародышах, а в поколениях, которые еще только предшествовали им. Нo вот не будут предшествовать, ибо убиты, расстреляны, уморены голодом, закопаны в землю. Гены уходят в землю, и через два-три десятилетия не рождаются и не формируются новые Толстые, Мусоргские, Пушкины, Гоголи, Тургеневы, Аксаковы…  …Геноцид, особенно такой тотальный, какой проводился в течение целых десятилетий в России, лишает народ цветения, полнокровной жизни и духовного роста в будущем, а особенно в отдаленном. Генетический урон не восполним, и это есть самое печальное последствие того явления, которое мы, захлебываясь от восторга, именуем Великой Октябрьской Социалистической революцией.» Владимир Солоухин.
……………………………………………………………………………………………… Русский мальчик за взрослым столом.
Автор-Михаил Смирнов.
Государь Император, Распутин и империалистическая война. "Первая революция и следующая за ней контрреволюционная эпоха (1907—1914) обнаружила всю суть царской монархии, довела ее до последней черты, раскрыла всю ее гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки с чудовищным Распутиным во главе ее, все зверство семьи Романовых — этих погромщиков, заливших Россию кровью евреев, рабочих, революционеров…” В. И. Ленин. Вообразите себе, дорогой читатель, накрытый по русскому обычаю стол, с разносольцами: там и капусточка квашеная, и холодец, и малосольные огурчики, свои, с укропчиком, из банки! Скворчат цыплята, полежавшие сколько надо под утюжком. Водка, не советская (хотя дело было в те ещё времена), а импортная польская, охлаждается в ведёрке. Для тех, кому водку пить рано — например, для меня, я был маленький, и за взрослый стол допущен за компанию вместе с мамой и папой — домашний морс, компот и «японский гриб», особое такое кисленькое питьё, тогда многие делали «гриб», у нас дома тоже он есть, но у дяди Саши он вкуснее. Дядя Саша сидит во главе стола. Он старенький, но очень знаменитый: у него есть ученики, последователи, даже поклонники. Дядя Саша доктор, хирург, он всю жизнь резал и шил, и у него, говорят, «гениальные руки». Говорят ещё, он «руку набивал» в империалистическую, фельдшером в военном госпитале. При дяде Саше этого лучше не говорить: он не любит вспоминать про такие дела. Разве что сам расскажет. - Хорошо-то как! — обводит стол взглядом мой папа. — Как при царе! - При царе, — откликается дядя Саша, — это считалась лёгкая закуска. Так, на ползуба. Мы все горестно вздыхаем. При царе было хорошо. Этого нельзя, конечно, говорить, потому что донесут. Но сейчас времена уже не те, и про то, что при царе было хорошо, говорить всё-таки можно. Нельзя говорить, что в Америке хорошо, хотя там ещё лучше, чем у нас было при царе. И у нас было бы сейчас, как в Америке, если бы большевики не убили царя. Это тоже понятно, и об этом тоже нельзя говорить. После первой взрослые чинно закусывают, после второй расслабляются и над столом повисает тот приятный шум, какой бывает после второй. Я сосредоточенно пью свой морс, слушая интересные взрослые разговоры. - Ну а всё-таки, война? — говорит кто-то из папиных друзей. - Война — страшное дело, — это уже дядя Саша, — но такого, как в сорок втором, тогда не было. Вот в сорок втором да, мясорубка. В прямом смысле. Я соображаю, что речь идёт о запрещённой первой войне. У нас разрешена одна война — Великая Отечественная Война Советского Народа. Дядя Саша в ней тоже принимал участие, он уже был известным хирургом, и тоже резал людей. Про первую войну в нашей стране вспоминать нельзя. Её называют «империалистической», то есть плохой. В книжке писателя Гайдара, моего любимого, говорится, что солдаты бежали с фронта, и это было очень здорово, что они не хотели воевать с немцами. Большевики тоже были против той войны, и подговаривали солдат бежать. Почему в четырнадцатом с фронта бежать было хорошо, а в сорок первом плохо? Может быть, думаю я и тянусь за компотом, если бы в четырнадцатом побили немца, то в сорок первом не пришлось бы заново? Вон сколько народу извели зря. - Офицеры тогда воевать умели, — твёрдо говорит дядя Саша, — и людей берегли. Но тогда пошло разложение всего фронта. Агитаторы всякие. Листовки. Гадость страшная. Про Распутина, знаете, про Императрицу, всякая дрянь… Они сейчас эти листовки даже в своих музеях не показывают. Такая мерзость. А уж что говорили… Я понимаю: «они» — это большевики. Они говорили и писали такое, что сейчас сами прячут. Они это часто делают, думаю я, и сам пугаюсь — как бы не ляпнуть такое вслух. - Ну, ведь Распутин — это всё-таки скандал, — говорит папа, как бы оправдываясь. Таким смущённо-победительным тоном: дескать, сейчас, конечно, всё хуже, чем при царе, но всё-таки такого скандала, как Распутин, у нас нет. Я вздыхаю. У нас хорошая советская семья. Папа состоит в партии. Ему пришлось туда вступить, чтобы на работе всё было хорошо. Его попросил об этом начальник лаборатории. Может, и не просил — так говорил папа, чтобы мама не плакала. Мама плакала. У неё большевики убили бабушку, за золото. У бабушки не было золота, но она была воспитанная, с тонким лицом, и красные решили, что у неё что-то есть. Они её мучили, а потом убили. И отрезали палец, чтобы снять обручальное колечко. Так без пальца и хоронили. Мама говорила, что большевики убивали всех, кто с такими лицами, как у бабушки. Они говорили, что это классовые враги. На самом деле они ненавидели всё хорошее, красивое, ладное. Они жгли усадьбы, за то, что усадьбы красивые. Жгли библиотеки, у Блока сожгли библиотеку, хотя зачем. Убивали даже хороших коней, вырезывали им глаза. Можно было взять коней себе, ведь кони хорошие, полезные, на них можно ездить — нет ведь, вырезали глаза, чтобы помучить, попортить. Я немножко понимаю большевиков. У нас в школе есть Женька, он хулиган. В школе жила кошка, хорошая, ласковая, девчёнки её обожали, гладили. Он её поймал, скрутил проволокой, облил бензином и сжёг. Она кричала, а он улыбался: ему было приятно, что кошка горит. Он нам потом рассказывал, как она кричала, и опять улыбался, ему нравилось. Скандал, конечно, был, Женьку грозились исключить, но не исключили. Мама тогда сказала — «чекист растёт, в органах будет работать». При мысли об «органах» я ёжусь. «Органы» — это самое страшное, что есть у коммунистов. Если б не эти ихние «органы», было бы ещё ничего. - Нет, ну правда, — говорит кто-то из гостей, — Распутин и царица… - При мне, будьте столь любезны, — дядя Саша говорит особенным голосом, голосом мужчины и хозяина дома, сейчас таким голосом люди не говорят, разучились, — эти мерзости не повторяйте больше. Или я буду вынужден отказать вам от дома. За столом повисает напряжённая тишина. - Извините, Александр Степанович, — отчаянно вступает мама, — но вы же сами жили в то время… Ну скажите, зачем нужен был этот Распутин? Он же министров смещал… - Никаких министров он не смещал, — чуть смягчается дядя Саша, но совсем чуть-чуть, как бы делая скидку на слабость пола и образования, — всё это глупости… Он и при дворе-то появлялся, только когда была в нём нужда. Раза три в год, много четыре. И влияния на государственные дела имел самое посредственное. Хотя, наверное, — задумывается он, — какую-то протекцию мог составить, пристроить кого-нибудь… Я, например, когда в кремлёвке работал, тоже мог, знаете ли… И что, меня убивать? Обстановка за столом как-то разряжается. Все понимают, что дядя Саша мог попросить какого-то своего пациента из этих, больших шишек, о чём-то полезном. Для хороших людей. И ничего такого в этом нет — просить у плохих людей за хороших. Хорошим и так тяжело живётся. Люди делятся на тех, кто что-то умеет делать, и на шишек. Шишки — это большевики. Они ничего не умеют, только убивать и врать. Хорошие умеют строить, лечить, учить. При царе в России была власть хороших людей. Потом большевики объединились со всякой сволочью, с хулиганами, которые в детстве жгли кошек, а потом хотели вырезывать коням глаза и разорять усадьбы. И победили, потому что хорошие люди были слишком хорошие, и не знали, на что способны плохие, особенно эти. Они их даже жалели. Ну вот поэтому плохие и победили, и подчинили себе хороших людей. А с царём и его семьёй сделали как с той кошкой. Хорошо хоть глаза не резали, хотя кто их знает. Некоторые говорят, царя и детей замучили каким-то особым способом, но об этом лучше совсем не думать. - Но так ведь ведь Распутина убили свои же… монархисты, — вякает кто-то осведомлённый. - Убили его союзнички наши английские, — говорит дядя Саша, — руками сволочи нашей русской и ещё кое-кого. Всё это дело через английскую миссию проводилось. Чтобы наследника, значит, прибрать. Я-то что, а мне тогда знающие люди рассказывали… Я вострю ушки: про шпионов и английскую миссию в учебнике не напишут. И про кое-кого. Я догадываюсь, кто имеется в виду, но про этих нельзя говорить даже здесь: вдруг они за этим столом сидят. Нет, даже точно сидят, вон тот мужик с носом. Ишь, скривился. Понимает, значит. - Но что значит — была нужда? — не отстаёт мама. — Зачем Распутин был царю нужен? - Что поделать-то? — вздыхает дядя Саша. — Если вся официальная медицина не могла остановить кровь у наследника, а Распутин мог. Я понимаю. Сейчас-то даже в эсэсэсэре известно, что бывают такие люди, которые умеют делать странные вещи — например, лечить руками. У нас есть Джуна, она, говорят, лечит Брежнева. Так, значит, Распутин был тоже из этих, которые лечат руками, и за тем его при царе держали, чтобы лечить маленького царевича, у которого была болезнь крови. А ведь до сих пор говорят, что у него с царицей это самое, и с дочками её это самое, про что детям знать нельзя. То есть не говорят, а делают вид. Ну и фамилия — Распутин. Россия погибла из-за неудачной фамилии. Большевики были умнее, фамилии меняли. Был Бронштейн, стал Троцкий. Да и Ленин, говорят, — Бланк… Но об этом совсем-совсем-совсем тихо, и только когда их нет. А они везде есть. - А говорят… — начал папа. - Говорят, что кур доят, — невежливо перебивает дядя Саша. — Вы себе накладывайте, стынет ведь. Папа склонился над курицей. Мне отчего-то стыдно. http://iks2010.org/?p=5495
| |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
