Верою исцеляюсь

В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. зам. Председателя Уральской Чрезвычайной Комиссии Янкель Хаимович Юровский, получивший приказ о расстреле царя Николая II и его семьи, поднялся на второй этаж Ипатьевского дома и разбудил их личного врача, профессора Е.С. Боткина «Ввиду того, что в городе неспокойно, необходимо перевести семью Романовых из верхнего этажа на нижний», - сказал он и попросил разбудить их. Царственные узники оделись и умылись за полчаса. Затем все они были переведены в подвал - Император Николай Александрович, Императрица Александра Фёдоровна, их сын четырнадцатилетний Царевич Алексей и дочери: двадцатичетырёхлетняя Ольга, двадцатилетняя Татьяна, девятнадцатилетняя Мария и семнадцатилетняя Анастасия. Кроме того, с ними были профессор Боткин, повар Харитонов, царский лакей Трупп и комнатная девушка царицы Анна Демидова. Мебели в комнате не было, но для больного царевича Алексея принесли стул, на который он сел.

На некоторое время установилось напряжённое молчание. Юровский достал листок и стал зачитывать смертный приговор, но не успел произнести последние слова, как Царь громко спросил: «Как, я не понял?.. Прочитайте ещё раз». Юровский прочитал вторично и сразу же вытащил револьвер и выстрелил в Царя. Почти одновременно раздался залп команды латышских стрелков по остальным приговорённым. Расстрелянные, истекая кровью, упали на пол, и лишь царевич Алексей всё ещё сидел на стуле. В него снова начали стрелять, пока он не упал. Потом по лежащим на полу узникам выстрелили ещё раз. Дым заслонил электрический свет и затруднил дыхание палачей. Стрельбу прекратили и, чтобы разошёлся дым, открыли двери. Принесли носилки, начали убирать трупы. Когда взялись за одну из царевен, она вдруг вскрикнула и закрыла лицо рукой. Живыми оказались и другие царевны. Тогда палачи стали добивать их штыками. Но они долго не умирали, кричали, стонали, передёргивались...

Таковым было, по воспоминаниями самих убийц, кровавое злодеяние, совершённое над Помазанником Божиим - Царём Николаем II, его семьёй и верными слугами. Так свершилось одно из самых трагических событий в истории России. И что же? Содрогнулся ли русский народ при известии об этом? Нет, выражаясь словами Пушкина, «народ безмолвствовал». Марина Цветаева записала о тех днях так: «Стоим, ждём трамвая. Дождь. И дерзкий мальчишеский выкрик (разносчика газет И. Е.): «Расстрел Николая Романова!.. Николай Романов расстрелян рабочим Белобродовым!» Смотрю на людей, тоже ждущих трамвая и тоже (тоже!) слышащих. Рабочие, рваная интеллигенция, солдаты, женщины с детьми. Ничего. Хоть бы что! Покупают газету, проглядывают мельком, отворачивают глаза - куда? Да так, в пустоту...»

Странно и горько читать сегодня эти строки. Конечно, истинно православные люди были поражены гибелью Царя, но, как писал митрополит Анастасий (Грибановский): «Ещё более должно нас поражать и удручать бесчувствие русского народа, с каким он отнёсся к страдальческой кончине своего Государя. Когда его невинная кровь, соединившись с кровью его супруги и юных детей, пролилась в тёмном подвале Ипатьевского дома, это потрясающее событие, от которого, казалось, МОГЛИ СОДРОГНУТЬСЯ САМЫЕ КАМНИ, не вызывало ни ужаса, ни острой скорби в толще русского народа, почти не заметившего его в шуме общих потрясений революции».

И в самом деле, «общие потрясения революции» действительно были потрясающими. В этом же 1918 году, когда была расстреляна царская семья, только в двадцати губерниях Центральной России вспыхнуло 245 кровопролитных народных восстаний. На борьбу с большевиками поднялось казачество во главе с генералом Корниловым. Создавалась Добровольческая Армия, возглавленная впоследствии лидером Белого движения генералом Деникиным. До Царя ли было народу? Крестьяне проливали свою кровь за землю, рабочие - за фабрики, белогвардейцы - за конституционную республику, а все вместе - за демократические свободы и некое «Учредительное собрание», которое, якобы, должно решить судьбу России. И только за освобождение Императора Николая II и восстановление монархии борьбы не было.

Хотя никто не освобождал народ от Соборной клятвы 1613 г. на верность Романовым «из рода в род». Да и армия не была освобождена от присяги, в которой каждый воин говорил: «Клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу Самодержцу Всероссийскому и Его Императорского Величества Всероссийского престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови... Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке... всякими мерами отвращать... В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь». И никакой, даже надуманный «Манифест об отречении», (которого в действительности не было, а была лишь телеграмма в Ставку с конкретным адресатом - «начальнику штаба»), не освобождал русское воинство от присяги и крестоцелования. И всё-таки присяга была попрана.

«Мы былого не желаем, Царь нам не кумир. Мы одну мечту лелеем, дать России мир», - как гимн распевали белогвардейцы генерала Корнилова. Да и генерал Деникин впоследствии прямо заявлял, что Романовы вернутся на трон только через его труп. Конечно, такое отношение к Помазаннику Божию дало все основания святителю Иоанну (Максимовичу) с болью и горечью сказать: «Убийство легло на совесть и душу всего народа. Виноваты все в той или иной степени: кто прямым мятежом, кто его подготовкой, кто изменой и предательством, кто оправданием смирившегося или использованием его в выгоду себе. Убийство Царя-Мученика есть прямое следствие их».

Сегодня трудно поддаётся пониманию, как мог наш народ так низко, так позорно пасть. И тем более трудно представить, что пережили Царь Николай II и Царица Александра Фёдорововна, видя кругом «трусость, обман и измену». Казалось бы, они должны презирать предавший их народ. Но в своей святой вере в Россию они знали и понимали русских людей настолько глубоко, что до конца дней своих сохранили к ним искреннюю, отеческую любовь.

«Странность в русском характере, - писала Императрица Александра Фёдоровна из заточения, - человек скоро делается гадким, жестоким, безрассудным, но одинаково быстро он может стать другим; это называется бесхарактерность. В сущности, большие тёмные дети... Чувствую себя матерью этой страны и страдаю, как за своего ребёнка, и люблю мою Родину, несмотря на все ужасы теперь и все согрешения... Верь народу, он силён и молод, как воск в руках. Плохие руки схватили, - и тьма, анархия царствует, но грядёт Царь Славы и спасёт, подкрепит, умудрит сокрушенный, обманутый народ».

И надо сказать, что, действительно, русские люди после революции, отрезвляясь от дурмана демократических свобод, начали жалеть о содеянном. Писательница З. Гиппиус в дневнике от 18 ноября 1918 года записала случай, когда в Петропавловской крепости большевистские комиссары разговаривали с солдатами и матросами, поддержавшими революции, о новой власти. Комиссары были просто поражены, когда узнали, что они хотели бы вновь видеть на троне Царя.

Конечно же, безмолвие народа после расстрела царской семьи было каким-то неподдающимся осмыслению затмением умов и окаменением чувств. Но в глубинах духа православных русских людей всё-таки произошли некоторые сдвиги. Как писал архиепископ Нафанаил (Львов) «мученическая смерть Государя и всей семьи... была тогда для многих отревзляющим ударом, исцеляющим от опьянения угаром революции».

Убив Государя Императора Николая II, большевики не убили в народе память о нём. Об этом говорят факты почитания расстрелянного Царя, как мученика. Известен случай, когда казаки, оказавшись в окружении красных отрядов, получили по молитвам к нему чудесную помощь. Оказавшись в безвыходном положении, священник о. Илия отслужил молебен «мученику Николаю, Государю Российскому». «Святые мученики Дома Царского молите Бога о нас», - пели казаки и находившиеся в обозе люди. В конце молебна о. Илия прочитал отпуст: «Молитвами святого Царя-Мученика Николая Государя Российского, наследника его отрока Алексия-Царевича, Христолюбивых войск казачьих Атамана (Царевич Алексий при жизни был избран почётным Атаманом казачьих войск - И.Е.), благоверныя Царицы-Мученицы Александры и чад ея Царевен-Мучениц помилует и спасет нас, яко благ и человеколюбец». После чего все стали выходить из окружения прямо по непроходимому болоту. Вот как описано это в книге «Чудеса царственных мучеников»: «Шли и по колено, и по пояс, проваливались по шею... Лошади вязли, выскакивали, опять шли... Сколько шли и устали ли не помнят. Никто ничего не говорил. Лошади не ржали... И вышли... 43 женщины, 14 детей, 7 раненых, 11 стариков и инвалидов, 1 священник, 22 казака - всего 98 человек и 31 конь... Из окрестных жителей никто не хотел верить, что прошли этим путём. И шума перехода не слыхал неприятель. И следа, куда ушли отрезанные, не могли утром установить красные партизаны. Были люди - нет их!»

И, тем не менее, надо признать, что широкие массы народа Цареубийство не отрезвило. Революция победила, и богоборческая власть тогда прочно утвердилась в России. Сегодня, когда настали иные времени и почитание царственных мучеников стало в среде православных всеобщим, нам необходимо хранить духовное трезвление, которое приходит с большим трудом. Также мы должны помнить и слова, сказанные святителем Иоанном (Максимовичем) после убиения Божия Помазанника: «Кровь его на нас и на чадах наших (Мф. 27,25). Не только на современном поколении, но и на новом, поскольку оно будет воспитано в сочувствии к преступлениям и настроениям, приведшим к Цареубийству. Лишь полный духовный разрыв с ними, сознание их преступности и греховности и покаяние за себя и своих предков освободят Русь от лежащего на ней греха».