Монастырское молоко
Наталья Романова
В далеком XV веке в монастырь, что на острове, похожем на клопа, пришел юродивый. Кто он и откуда, никому было неведомо. Однажды младший сын Дмитрия Донского Константин посетил Клопскую обитель и признал в юродивом своего родственника. Михаил – так звали человека, принявшего на себя подвиг юродства ради Христа, – обладал даром пророческого предвидения, обличал людские пороки, был примером аскетического монашеского подвига. Со дня кончины преподобного его мощи покоятся в Михайло-Клопском монастыре, и много паломников спешит сюда поклониться святому.
Михаило-Клопский монастырь
Монастырь, изрядно изувеченный в годы Великой Отечественной и простоявший так долгое время, наконец-то оживает. Монахи по кирпичику с молитвами восстанавливают монастырь, продолжая по сей день это богоугодное дело. Завели большое хозяйство. Разбили огород. Лошади, коровы, куры… А гуси такие сердитые, словно сторожевые собаки!
***
Марина, поставив машину возле ворот монастыря, бодро шагала по дорожке к Троицкому храму поклониться мощам преподобного Михаила Клопского. Дорогу перегородили гуси.
– Кыш, кыш! – попыталась отогнать их девушка, но боевитые птицы только распалялись.
– Не бойтесь! Они у нас ласковые, – пошутил вышедший из домика человек. – А вы, ребятки, чего разгалделись? А ну марш отсюда!
Как ни странно, но гуси после людского увещевания пошли прочь.
– Они, что, у вас русскому языку обучены? – удивилась Марина.
– Человеческому. И не только гуси, но и все остальные.
– Кто остальные?
– Да все! Куры, коровы…
– У вас и коровы имеются?
– А как же. И коровы имеются. А молоко какое дают! Не молоко, а сгущенка! Где такое в городе купишь? Да и дешевле намного, чем магазинское. А творог! А яйца! Всё с нашего подворья. Налетай, покупай!
– Да я… – растерялась Марина, – не за этим пришла.
– Ясно дело, в церковь не за молоком ходят. На обратном пути зайдите к нам в дом, нальем молочка.
– У меня и банки-то нет.
– У нас зато все есть.
Марина зашла в храм, приложилась к мощам, а потом еще долгое время сидела на скамейке и смотрела на угасающий день. Пора было уходить, ворота монастыря уже скоро закрывались.
– Так чего насчет молочка? Парного! – спросил подошедший послушник.
– Ах да! – встрепенулась Марина. Отказаться ей было неудобно. – Мне бы литр.
– Литр! Вот так да. Такое молоко – и литр! Бери пять!
– Зачем мне пять?!
– Ну, три!
– Хорошо. Только не пять!
Марина проследовала за послушником в дом, откуда он вышел, когда спас ее от гусей, и осталась возле дверей. В комнате стоял длинный стол, с которого убирали посуду: видимо, только что закончилась трапеза.
– Вот, получите! – послушник вынес трехлитровую банку.
Марина отсчитала положенную сумму.
– А это точно коровье молоко?
– А чье же еще? Лосиное что ли?
– Цвет какой-то бежеватый.
– Так говорю же: не молоко, а сгущенка!
Марина хмыкнула: мол, попробуем.
– И не забудьте банку вернуть. Молока много, а с банками дефицит.
Марина быстро домчалась на своей машине до дома. Чем буду ужинать? Есть особо не хотелось. Попью молочка! К тому же она знала, что по вечерам лучше употреблять в пищу белок и ни в коем случае не углеводы. Хотя в настоящем молоке калорий тоже немало.
Она налила в стакан молока. Вон какое густое, как тяжело бултыхнулось. И залпом выпила полстакана.
– Фу-у-у!
Марина была раздосадована. Кислятина! Тоже мне сгущенка. Она понюхала остатки в стакане и банку с молоком. Ну конечно. Придется оставить скисать дальше – не выливать же. Марина поставила банку на солнечный подоконник и закрыла марлей.
Через пару дней к ней в гости заглянула подруга с мужем. Визит ими был нанесен внезапно, поэтому хозяйка, не найдя, чем быстро подкормить гостей, решила настряпать оладий из бывшего молока, ставшего рыхлым, как облако. Оладьи получились отменными – пышными, сочными и невероятно вкусными.
– Как они такими у тебя выходят? – изумлялась Лариса, наворачивая оладьи наперегонки с мужем. – У меня всегда тощие…
– Секрет знаю.
Лариса ела оладьи руками, причмокивая от удовольствия и облизывая пальцы, попадавшие в блюдечко со сгущенкой при макании оладьи. Валерий же разделывался с угощением при помощи ножа и вилки, но тоже очень проворно. Поэтому, когда гора из оладий стала понемногу превращаться в холмик, Марина решила еще настряпать штук двадцать.
– Маринка, а ты чего не ешь? Вкусно же!
– Берегу фигуру к пляжному сезону, – усмехнулась Марина, – а вы ешьте, ешьте.
– Пожалуй, довольно, – сказал, откинувшись на спинку стула, Валерий. – Оладьи действительно хороши.
Он вытирал салфеткой маслянистые губы.
– А секрет-то в чём? – спросила Лариса.
– Да ни в чем, – пожала плечами Марина, – но в этот раз они и вправду вкуснее обычного получились. Может, потому что из монастырского молока…
– Из чего-о-о?! – побледнел гость.
– Из монастырского молока. Оно скислось, и я пустила его на оладьи.
Видно было, что Валерию стало нехорошо. Он словно еле сдерживался, чтобы его не вырвало. Лариса перестала жевать и смотрела на мужа. Потом она отложила недоеденную оладью и неприятно сглотнула.
– Поня-а-атно, – протянула Марина.
Валерий считал себя заядлым и непримиримым атеистом, везде, где только можно, разглагольствовал о вреде религии и всяких там попов да монахов, и, по всей видимости, есть пищу из монастыря было для него преступлением. Марина не успела глазом моргнуть, как гостей и след простыл. Даже спасибо не сказали.
– Монастырские – не монастырские… – недоумевала Марина, в размышлениях съев несколько оладушек. – Вкуснотища! Какая разница, где корова дает молоко!
***
Через несколько дней Марине пришлось поехать в те места, где располагался монастырь. Она работала дизайнером в фирме, и ей необходимо было сделать замеры кухни в одном из домов того села, что рядом с монастырем, поэтому, выходя из дома, захватила стеклянную банку из-под молока.
– Вот ваша банка, – она отдала ее тому же послушнику, с которым познакомилась несколько дней назад. – Только молоко ваше, знаете ли, кислое оказалось!
– Кислое? Не может быть!
– Может. Еще как может.
– Долго держали на солнце или в тепле.
– Ничего не держала. Я сразу отсюда домой поехала, а ехать-то тут 15 километров.
Послушник пристально посмотрел на Марину.
– Не хотел вам говорить… – начал было он и остановился, – да и не буду.
– Чего не будете говорить? – насторожилась Марина.
– Не буду, не буду. Молчу.
– Нет уж! Говорите!
– Дело все в том… – начал вкрадчиво послушникю. – Молоко это непростое.
– Какое еще непростое?
– Монастырское.
– Знаю. И что с того?
– А то, что оно свежее имеет такое свойство: быстро прокисать только у того человека, у которого много грехов.
– Грехов? – Марина вскинула бровь. – А какие у меня грехи?
– Ну, грехов у всех полно – и у простых людей, и у монахов, и даже вы, милая девушка, не исключение.
– И какие же это у меня грехи?
– Это уж вам видней. Вот, например, сейчас пост идет. Великий. Покаянный. А вы молоко вкушаете.
– Я знаю про пост! Но вы же сами мне молоко продали!
– Так у нас корова доится постоянно. Искушение, а не корова!
«Жулики вы, – так и хотелось сказать Марине, – вот и торгуете кислым молоком, раз самим нельзя его пить», – но промолчала.
– Молочка не желаете? – спросил напоследок послушник перед тем, как направиться к гусям.
Марина в ответ только попрощалась.
Что он сказал про молоко? – думалось ей на обратном пути. – Грехов много? И, наверное, молоко – не самый страшный из них. Она вообще-то и так немного ест. Все время на диетах. И мясо крайне редко… Ишь ты, вкушают они…
Вернувшись домой, Марина почувствовала сильный голод, открыла холодильник, достала колбасу, масло, сыр и сделала себе толстенный бутерброд. С предвкушением поднесла его ко рту…
– А не буду! Назло монахам! Чего там нельзя вкушать?
Она открыла интернет, стала читать, чего не едят в Великий пост.
***
Почти две недели Марина не ела скоромного. А в один из дней ее вдруг потянуло в Клопский монастырь.
– Чего там? Банку вернуть?
Марина загрузила полный багажник стеклянными банками, набрала различной утвари, которая ей без надобности, а в монастыре может пригодиться, и отправилась в монашескую обитель.
Она зашла в храм, поставила свечи. В церкви было траурно и тихо. Причем тишина не как раньше, благоговейная, а очень печальная. На иконах висели черные накидки. Служительницы в темных платках. Лица скорбные.
Навстречу ей шел священник. Она попросила благословения, и он ее благословил.
– Простите, батюшка, а кто умер? – осмелилась спросить Марина.
Священник недоуменно посмотрел на нее.
– Почему траурные ленты повсюду? Кто-то скончался? Кто? Кто-то значимый, да?
– Да. Очень, очень Значимый.
– И кто же?
– Иисус Христос.
– Так Он же воскрес! Говорится же: Христос воскрес!
– Это будет завтра. А в воскресенье мы отмечем светлый праздник Христова Воскресения. Пасху. Сегодня Страстная пятница Великого поста. Знаете, как сказал преподобный Серафим Саровский…
Они еще долго стояли, и священник что-то говорил, а Марина вежливо слушала. Потом он ее благословил, и она отправилась сдавать своему знакомому послушнику банки и прочие подарки.
– Может, молочка? – ехидно спросил ее послушник.
– Знаете, мне сейчас батюшка кое-что поведал. Однажды Серафим Саровский сказал, что Россия гибнет, потому что русские люди перестали соблюдать пост. А вы: молочка, молочка…
***
На Пасху Марина приехала в монастырь. Храм был заполнен верующими, их лица сияли, словно солнце разлилось повсюду. Марина чувствовала, что происходящее сейчас важнее любого праздника, важнее любого события. И что-то главное происходило в ней самой.
После Крестного хода она встретилась со знакомым послушником.
– Христос воскрес! – радостно сказал он.
– Воистину воскрес! – также радостно ответила девушка.
Они троекратно расцеловались.
– Это вам, – Марина достала из пакета прозрачный кулек, в котором лежало несколько разукрашенных яиц.
– Спасибо! Подождите, не уходите! – послушник скрылся в деревянном доме, но вскоре вышел обратно.
В одной руке у него было яйцо. В другой – банка с молоком.
– А это вам.
– Сейчас, сейчас, – заторопилась Марина, – у меня сумка с кошельком в машине.
– Нет-нет, – запротестовал послушник, – это в честь праздника, да и сколько вы нам банок и прочего привезли!
– А молоко парное?
– Парное оно только часа два после дойки, а доили-то когда еще.
– Значит, кислое? – улыбнулась девушка.
– Ну почему же кислое? Хорошее молоко.
– Так это сейчас хорошее, а как повезу домой, так и скиснется по дороге, не успеет доехать. Грехов-то много…
Послушник ничего не ответил, лишь улыбнулся, а затем, попрощавшись, зашагал вглубь монастыря.
Пускать на оладьи молоко не пришлось.
|
