Верою исцеляюсь

Успешное завершение 11-й пятилетки в КНР (2006-2010 гг.) совпало с визитом китайского лидера в США. Америка фактически признала свое финансовое банкротство и вынуждена просить отсрочки по платежам. Всячески замазывая это крайне неприятное для экономического мэйнстрима обстоятельство, Запад не хочет признать простой факт:эра экономического господства США завершилась. В «постамериканском мире» уже другой – китайский «мэйнстрим». Многочисленную экономическую беллетристику, украшенную формулами эффективности, рентабельности, возврата на капитал, остаточной производительности факторов производства и т.п. уже нет никакой необходимости читать и тем более – преподавать. К этому хламу, бесспорно, можно отнести и всякого рода спекуляции по поводу экстенсивного и интенсивного экономического роста, построенные на западных представлениях о факторах производства полувековой давности. В эту же корзину с отходами можно спокойно складывать всякие индексы экономической свободы, конкурентоспособности, инвестиционно-климатические измерения и прочую муру. Все теперь выглядит и несколько проще, и несколько сложнее – если иметь в виду крайнюю инертность «экономической науки» в объяснении явлений, происходящих на планете. В Китае, который стал «мастерской мира» и крупнейшим мировым кредитором, разумно воздерживаются от ехидных комментариев по поводу финансовой и интеллектуальной состоятельности бывшего гегемона. Дав добро на кандидатуры будущих американских президентов от обеих партий и пообещав временно не банкротить США, лидер КПК вернулся к более неотложным делам. Они связаны, как нам кажется, с заранее успешной борьбой с инфляцией и «пузырем на рынке недвижимости», а также с более серьезными делами. Это разработка планов двенадцатой пятилетки и долгосрочных программ развития, передача власти новому поколению руководителей, социальные, экологические и прочие проблемы первого в истории государства, реально претендующего на роль общемирового лидера и по сей причине не стремящегося навязывать другим новый мэйнстрим. Наоборот, сохранение прежнего мэйнстрима для незадачливой публики и массового оглупления студентов в чужих университетах, возможно, видится Пекину определённым конкурентным преимуществом в новых условиях. Воздержавшись от посещения давосской говорильни, высшие руководители Китая определили её действительное место в современном мире – что-то вроде кружка юных астрономов, изучающих Вселенную в планетарии. Если азиатский кризис 1997-1998 гг. убедил китайское руководство во внешнеэкономической полноценности страны, то «глобальный» кризис 2008-2009 гг. стал фактической иллюстрацией способности Китая развиваться за счет внутренних факторов. Многоукладность хозяйства при ведущей роли госсектора и центра, а также высокой доле сбережений и накопления обеспечивают в крупнейшей промышленной державе мира необходимую «глубину развития», с потерей которой некоторые её соседи по Восточной Азии утратили и высокие темпы роста. КНР же такая потеря в обозримой перспективе не грозит – и в самой стране и за ее пределами вполне достаточно места для продолжения промышленного и инфраструктурного освоения, то есть работы капитала в традиционном (ещё марксовом) понимании этого термина. Ставка именно на промышленность совершенно оправданна – эта часть мировой и китайской экономики была и, по-видимому, еще долго будет сектором с самой высокой производительностью труда. Представление же мэйнстрима об услугах как качественно более высокой сфере или стадии экономического развития совершенно не соответствует действительности. Оно основано лишь на кратковременных прорывах в отдельных узких областях (например, телекоммуникации), дававших временные преимущества лидерам, или же на монополиях Запада в международном кредите и расчётах – так же, как выяснилось, временных. Более того, рост доли сферы услуг в мировом ВВП и снижение в нем доли промышленности в последние десятилетия как раз говорит об экстенсивном характере развития этой сферы, взятой в целом (1).

На фоне разговоров о мировом кризисе, строительство в Китае впечатляет своими масштабами

Терпит крах мировое ростовщичество. Резкое удорожание кредита в конце 1970-х годов, вызванное действиями американской Федеральной резервной системы, сопровождалось, как известно, многочисленными платежными кризисами. Таких кризисов за последнюю четверть века случилось около ста. Массовый долговой кризис, начавшийся в странах Латинской Америки в 1980-е годы, закрепил ставку ссудного процента на высоком уровне, причем прямые и косвенные потери несли все стороны, если иметь в виду производителей. Росли кредитные риски и перенакопление капитала в развитых странах, его дальнейшая трансформация в ссудный капитал и «горячие деньги» приобрела значительные масштабы. Однако платежеспособный спрос на капитал при высоком проценте был недостаточен, и заемщикам приходилось идти на очень высокий риск. В результате многие развивающиеся государства и некоторые социалистические страны втягивались в долговую кабалу. Возникновению кризисов, а также действиям по их преодолению посвящена обширная научная литература. Большинство авторов отмечают теоретическую неправомерность и практический вред повышения ставки процента в качестве стандартной меры, практиковавшейся МВФ при возникновении платежных проблем. Такая политика опять-таки вызывала удорожание внутренних и внешних заимствований, не говоря уже о колоссальном ущербе, причиняемом деятельностью спекулянтов в периоды «стабилизационных» мероприятий. В более общем виде проблема заключалась в том, что повышение цены кредита происходило в последнюю четверть века при ухудшении качества денежных ресурсов в виде так называемых твердых валют. Общепризнанным является и тот факт, что после распада Бреттон-Вудской системы колебания валютных курсов еще более ухудшали положение производителей по сравнению с крупными финансистами, в менее выгодном положении оказывались и развивающиеся страны, страдавшие недостатком капитала. Оборотной стороной этого явления стала потеря западными промышленниками рынков сбыта в развивающихся странах. Достаточно очевидна связь высокой ставки ссудного процента с процессами монополизации сектора финансовых услуг в развитых странах. Опять-таки, подчеркнем, - временной. Бурный рост набора таких услуг, числа финансовых посредников и так называемых рынков капитала отнюдь не означал улучшения условий кредита. В числе пострадавших в самих развитых странах при этом часто оказывались малые и средние кредитные предприятия, непосредственно работавшие с физическими лицами. Показателен в этом смысле крах сберегательно-инвестиционной отрасли (SavingsandLoanIndustry) банковской системы США еще в 1987 г. (незадолго до октябрьского «черного вторника»): учреждения отрасли в основном занимались ипотечными кредитами. Поскольку емкость финансового рынка возрастает за счет многостороннего характера кредитования, реорганизации кредитов, их пролонгации, страхования и пр., то он, на первый взгляд, кажется более широким, чем сфера приложения производительного капитала. Однако оборотной стороной данного явления оказывается отрыв денежной сферы от реальной экономики, «пузыри» и в конечном счете порча денег. К тому же в обстановке возрастания экономических и политических рисков наметилось замещение собственных капиталов заемными средствами даже в производительной сфере, в том числе при слияниях и поглощениях – процессе, резко усилившемся в середине 90-х годов прошлого века. В противоположность представлениям о гармоничном соединении западного капитала и труда стран периферии в глобальном масштабе как будущем мировой экономики (положенным в основу мэйнстрима) к началу нынешнего века картина выглядела совершенно иной. Крупнейшие развивающиеся страны (не говоря уже о нефтеэкспортерах) достигли фазы самообеспечения капиталом, зафиксировали избирательное использование иностранного капитала и фактически сбили монопольную цену на кредит. Деньги развитых стран (на прежних условиях предоставления) оказались лишними в продолжающейся глобализации. Началось их «самопожирание». Отсюда и снижение процентных ставок, наблюдавшееся в начале нового века. Среди заблуждений мэйнстрима, особенно энергично навязываемых его незадачливым поклонникам, – представление об «инновационных прорывах» как основе современного развития. Здесь уместно вспомнить вновь популярного К.Маркса: «...издержки, которых требует ведение предприятия, применяющего впервые новые изобретения, всегда значительно больше, чем издержки более поздних предприятий, возникших на его развалинах, exsuisossibus (из собственных костей – А.С.). Этот момент настолько значителен, что предприниматели-пионеры в своем большинстве терпят банкротство, и процветают лишь их последователи» (2). Китай же в ходе модернизации и рыночных реформ много, критически и плодотворно заимствовал за рубежом, быстро распространяя приобретенный опыт по всему хозяйству без особой оглядки на «частную интеллектуальную собственность». В патентованном виде ее сейчас ввозится примерно на 10 млрд. долл. в год – сущие копейки для Пекина. Куда важнее для огромной страны быстрое распространение пусть и не завтрашних технологий, но зато – по всей глубине экономики – с неизменной экономией на масштабе. При этом китайцы прекрасно знают, что самое хорошее на рынке не продают – его можно только украсть или придумать самим. Экономический взлёт Китая имеет ясный политический аспект. «Пекинский консенсус» успешно поглотил «Вашингтонский консенсус», единственное рациональное зерно которого – серьезное отношение к деньгам известно китайцам еще с дохристианских времен. Распространение китайского опыта еще недавно вызывало у представителей Запада нескрываемое раздражение. Угроза виделась им в том, что «вместе с экономическим опытом имплицитно расширяется сфера политического авторитаризма» (3). Усиление КНР – «плохая вещь и с этим необходимо бороться» (4). Но эти времена прошли. Вслед за порвавшими с либеральным мэйнстримом азиатскими соседями Китая, его опыт, похоже, скоро начнут заимствовать и в Европе. Глядишь, и Россия им заинтересуется. Если будет меньше времени проводить в давосском планетарии.

____________________________________

(1) «Разумеется, - отмечал Г.К. Широков, - сфера услуг крайне разнородна: она охватывает отрасли от финансов до уборки и озеленения, ибо большинство занятых работает в личных услугах, супермаркетах, на бензоколонках, в гостиницах, на уборке, ремонте бытовой техники и пр. Поэтому переход к сервисизации экономики сопровождался снижением квалификации большинства занятых и стагнацией их доходов. Показателем экстенсивности расширения этой сферы служит увеличение доли услуг, особенно финансовых, в цене товара». Широков Г.К. Западно-восточные параллели: изменения в структуре экономики, потребления и проблема инвестиций. Восток (Oriens). 2002. № 4. С. 66. Схожий пример приводит П. Кругман, сравнивая с учетом инфляции, средние зарплаты в крупнейших компаниях США в 1975 и 2005 гг. На «Дженерал моторс» платили 40 тыс. долл. в год (1975), в Уолл-Мартс» - 18 тыс. (2005). (2) Маркс К. Капитал. Критика политической экономии (Соч., т.25, ч.1, с.116).

(3) Thompson, Drew. China’s soft power in Africa: from "Beijing Consensus” to health diplomacy// China Brief. 2005. Vol.V. No.21, p.4. (4) Kurlantzick, Joshua. China’s chance. Prospect Magazine. 2005. March. Issue 108.