Верою исцеляюсь

Главное священнодействие Церкви Христовой — это Таинство Евхаристии, во время которого хлеб и вино становятся по своей сущности истинными и реальными Телом и Кровью Господа нашего Иисуса Христа, при сохранении чувственных видов (или образов) хлеба и вина.

В древности Святым Отцам приходилось опровергать еретиков (докетов), отвергавших единосущность человеческой природы Господа со всем человеческим родом. Святые Отцы свидетельствовали, что Господь имел истинное и реальноечеловеческое естество, и это утверждение означало, что Христос единосущен всем людям по Своей человеческой природе, то есть тело Христово такое же по своей сущности, что и тело каждого человека. Наиболее ярко эта мысль выражена в халкидонском вероопределении, где утверждена вера в Господа нашего Иисуса Христа, «истинно Бога и истинно человека, того же из души разумной и тела, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного нам по человечеству». 

Когда святые Отцы свидетельствовали о том, что в Евхаристии хлеб и вино после освящения становятся истинными и реальными телом и кровью Господа, то и здесь речь шла о том же, что по своей сущности тело и кровь Христовы, явленные нам в Евхаристии, есть то же самое тело и кровь, с которыми Он пострадал за нас, воскрес и вознесся на Небо, и они единосущны телу и крови каждого человека. Святитель Иоанн Златоуст как бы от лица Господа учил понимать Таинство Евхаристии так: «Я ради вас приобщился плоти и крови, и эту плоть и кровь, через которые Я сделался сокровным с вами, Я опять преподаю вам» (1). Истинность и реальность невозможны вне сущности — эти богословские понятия неразрывны по своему значению и при своем употреблении (см. вышеприведенный фрагмент из халкидонского вероопределения)[1]. Поэтому свидетельство Святых Отцов об истинном, реальном, действительном преложении Святых Даров всегда понималось Православной Церковью как свидетельство о сущностном изменении хлеба и вина в реальные тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа. 

В евангельском описании Тайной Вечери мы имеем основание для вышеуказанного понимания Евхаристической Тайны. 

1. Господь Сам просто и ясно указал всем Своим ученикам на сущность Святых Даров: «сие есть тело Мое… сия есть кровь Моя». Он не сказал, что вместе с Его телом и кровью пребывает еще нечто, например, хлеб и вино (в этом случае Он сказал бы: «в сем есть тело…» или «вместе с этим есть тело…», или «под этим есть тело…» и т.п.). 

2. Нет никаких указаний или оговорок Спасителя, что Его слова о вкушении Его Плоти и Крови надо понимать в переносном, несобственном значении. Более того, их необходимо понимать в прямом значении, как поняли их апостолы: «ученики Его сказали Ему: вот, теперь Ты прямо говоришь, и притчи не говоришь никакой» (Ин. 16, 29). 

3. При их небуквальном понимании ученики Господни оказываются обманутыми своим Учителем или целенаправленно введенными в заблуждение, а через них и вся Церковь Христова, что кощунственно даже в качестве предположения. Ниже будет еще показано, что с древнейших времен Отцы Церкви понимали эти слова именно буквально. 

4. Установление завета человека с Богом как в древности (с Ноем, Авраамом, Моисеем) было основано на пролитии реальной жертвенной крови, так и ныне, при установлении Нового Завета, должно было совершиться и совершилось на реальной Крови. Только в случае ее реальности и сам завет имеет действительную силу. На то, что Кровь Христова есть Кровь, пролитая для установления Нового Завета, прямо указывают Его слова:«сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 28). 

5. При внимательном рассмотрении значения евангельских слов мысль о сущностном изменении Святых Даров становится очевидной. Как справедливо заметил священник Дмитрий Пашков: «Господь изрек: "Сие есть тело Мое... Сия есть кровь Моя”; что еще требуем? Пресуществление — значит изменение сущности; слово "сущность” в греческом языке (οὐσία) является существительным, происшедшим (через причастие женского рода) от глагола "быть” (εἰμί). Таким образом, слова «есть» и «сущность» — одноосновные; Господь указывает на сущностное изменение» (2). 

В поучениях святых Отцов подробно изъясняется эта евангельская мысль. Святитель Иоанн Златоуст ясно говорит о природном тождестве тела и крови Христовой с Евхаристическим телом и кровью: «находящееся в чаше есть то самое, что истекло из ребра Господа, того мы и причащаемся» (3). Он повторял эту мысль многократно: «Он (Христос. — В.Л.) не просто дал Свое тело, но вместо прежней плоти, которая по естеству своему, происходя из земли, была умерщвлена грехом и лишена жизни, Он привнес, так сказать, другое тесто и другую закваску — Свою плоть, которая по естеству такая же, но чужда греха и исполнена жизни, и всем преподал ее, чтобы, питаясь ею и отложив прежнюю мертвенную плоть, мы уготовились посредством этой трапезы в жизнь бессмертную» (4). Говоря именно о теле Христовом, преподаваемом в Евхаристии, святитель Иоанн отмечает: «оно — то самое тело, которое было окровавлено, прободено копием и источило всей вселенной спасительные источники — кровь и воду» (5). Суждения святителя предельно ясны: после освящения на Престоле уже нет хлеба, но тело Христово, и нет вина, но кровь Христова. 

Эти мысли святителя Иоанна не менее ярко выражалась и другими Отцами, например, святитель Кирилл Иерусалимский учил: «видимый хлеб (после претворения. — примеч. В.Л.) не есть хлеб, хотя вкусом чувствуется, но тело Христово: и видимое вино не есть вино, хотя по вкусу так представляется, но кровь Христова» (6). 

По учению святых Отцов, происходит изменение естества хлеба и вина, свт. Григорий Нисский учил: «силою благословения естество (φύσιν) видимого (хлеба и вина) преобразив (μεταστοιχειώσας) в тело и кровь» (7). В силу чего это чудо происходит? 

Святитель Амвросий Медиоланский отвечает так: «Сила благословения более, нежели сила природы: ибо благословением и сама природа изменяется» (8). В Литургии святителя Амвросия Медиоланского есть такие слова: «тело Твое существенно ястся и кровь Твоя существеннопиется»[2]. 

Преп. Иоанн Дамаскин высказывается по сути так же, но другими словами: «Самый хлеб и вино изменяются в тело и кровь Бога» (9). 

Преп. Симеон Новый Богослов полностью единомыслен с предшествовавшими святыми Отцами и так же отождествлял историческое тело Христа с евхаристическими Дарами: «Эту Его пречистую плоть, которую Он воспринял из чистых ложесн всепречистой Марии и Богородицы, с которою Он и родился телесно, от Нее Он преподает нам в пищу. И вкушая ее, мы имеем в себе всего воплощенного Бога» (10). «Благодать Духа, то есть огонь Божества, есть Спасителя нашего и Бога, из Его природы и сущности; а тело Его не оттуда, но из пречистой и святой плоти Богородицы и из всепречистых Ее кровей, из Которой взяв ее, Он ее усвоил... Таким образом Сын Бога и Пречистой Девы и преподает святым из природы и сущности Его соприсносущного Отца благодать... Духа, то есть Божество... а из природы и сущности подлинно и поистине родившей Его, плоть, воспринятую от Нее» (11). «Плоть Господа есть плоть Богородицы, и причащающиеся самой обоженной плоти Господа, мы исповедуем и веруем в причащение вечной жизни, если только не едим ее недостойно и более на собственное осуждение» (12). «Ты, неприступный серафимам, Творец всяческих, Создатель и Владыка, Ты не только видишь и говоришь со мною и питаешь, но и удостоил меня существенно Твою плоть и держать, и есть; и пить Твою всесвятую кровь, излиянную для меня, когда Ты был заклан» (13). «Смотри, какая тайна! Душа и тело… единое в двух сущностях. Итак, эти оба, единое и двойственное, причастившись Христу и испивши крови, обеими сущностями, а также природами соединившись с моим Богом, становятся Богом по причастию и называются одновременно по Его имени, Которому они причастились существенно» (14). 

Во всех вышеперечисленных цитатах святых Отцов, которые можно было бы продолжать еще долго, ясно выражена мысль об истинном и реальном изменении в Евхаристии сущности хлеба и вина в истинные и реальные тело и кровь Спасителя. При этом Отцы отмечают полное тождество между историческим телом Господа и его телом в Евхаристии. И здесь опять мы видим, что для святых Отцов понятия «истинность» и «сущность» неразрывны, поэтому они описывают тайну Евхаристии и через первый, и через второй термин, а иногда и используя их вместе, ставя в один ряд: «из природы и сущности, подлинно и поистине» (15). 

В Таинстве Евхаристии нам преподается величайший дар — единения с Богом в предельно возможной степени для тварных существ. Вкушая тело и кровь Христову, верующие становятся «сотелесными и сокровными» (16) со Своим Спасителем и таким образом делаются «причастниками Божеского естества» (2 Петр. 1, 4). 

Однако, чтобы приобщиться этому Божественному Дару, каждый верующий должен лично явить подвиг веры — без какого-либо подробного рационального обоснования принять верой слова Спасителя: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо плоть Моя истинно есть пища, и кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6, 53–56). Поверить, что после совершения Евхаристии под чувственным видом ему преподается истинная, действительная, реальная плоть и кровь Христова. Без преувеличения это подвиг веры, и он особенно труден для людей, привыкших доверять своему чувственному опыту и воспринимающих мир лишь в той степени, насколько он может быть рационально описан. 

Эти слова нашего Спасителя из 6-й главы Евангелия от Иоанна (Ин. 6, 48–69) и дальнейшие пояснения являются ключом к православному пониманию таинства Евхаристии. В них Господь Сам изъясняет тайну вкушения Его тела и крови не прикровенно, но по сути, в предельно доступных человеческих словах. Поэтому Его слова предваряются утверждением «истинно, истинно». 

Услышав Его слова, многие иудеи соблазнились. Они оказались неспособными на подвиг веры, поэтому недоумевали: «как Он может дать нам есть плоть Свою?» (Ин. 6, 52). Но Христос не сделал для них смягчающих пояснений, позволяющих понять Его слова в переносном смысле, тем самым засвидетельствовав, что они поняли Его правильно. 

Слова Христовы о необходимости вкушения Его плоти и крови стали камнем преткновения для многих Его учеников, из-за чего они впали в недоумение и говорили: «какие странные слова! кто может это слушать?» (Ин. 6, 60). И для их маловерия Спаситель не сделал снисхождения, но лишь указал на их внутреннее духовное состояние: «но есть из вас некоторые неверующие» (Ин. 6, 64). Однако и после этих слов Христовых они не вразумились: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (Ин. 6, 66). 

Если бы Господь говорил о вкушении Его плоти и крови в каком-то несущностном смысле, то никаких затруднений для книжников, фарисеев и неверующих учеников не возникло бы. Но Господь не счел нужным развеивать их недоумения, но предоставил им возможность явить подвиг веры, ибо они поняли Его правильно. Остались двенадцать верных учеников, способных поверить, что Христос может преподать им Свою плоть и кровь не в переносном, а в прямом смысле слова (Ин. 6, 67). Вера в непостижимое Таинство отделила двенадцать апостолов от остальных последователей Господа нашего Иисуса Христа. И в дальнейшей истории Церкви Христовой это испытание веры отделяло ее верных чад от неверующих. И значение этого испытания веры не утратило своей силы и по сей день. 

Все святые Отцы и церковные писатели, которые толковали это место из Евангелия, всегда учили о необходимости буквально понимать эти слова Господа (Климент Александрийский, Тертуллиан, свт. Киприан Карфагенский, Евсевий Кесарийский, св. Григорий Нисский, св. Василий Великий, св. Иоанн Златоуст, св. Епифаний Кипрский, св. Амвросий Медиоланский, св. Кирилл Александрийский, бл. Августин, бл. Феодорит, Леонтий Иерусалимский, пр. Иоанн Дамаскин и др.). Кроме этого, на двух Вселенских соборах (II и V) приводится эта цитата и понимается Отцами соборов в буквальном смысле. Подробные ссылки и цитаты на эту тему в большом количестве представлены в книге: Митр. Макарий (Булгаков). Православно-догматическое богословие. СПб., 1883. Т. 2. С. 391 и далее. 

Во II веке Церковь столкнулась с ересью докетов, которые отвергали истинность и реальность как человеческой природы Господа после Воплощения, так и реальность Его тела и крови в Евхаристии. Св. Игнатий Богоносец так писал о них: «Они удаляются от Евхаристии и молитвы, не исповедуя, что Евхаристия есть плоть нашего Спасителя Иисуса Христа, пострадавшая за грехи наши, которую Отец воскресил по благодати» (17). Здесь священномученик Игнатий ясно свидетельствует, что в начале II века христиане четко осознавали, что они причащаются той самой исторической плоти и крови Христовой, которая была предана на страдания, которая воскресла в третий день, то есть совершенно реальной человеческой природы Господа. По смыслу этой фразы ясно, что св. Игнатий Богоносец говорит о сущностном тождестве исторического тела Христа с Евхаристическими Дарами. Этим понимание Евхаристии у первых христиан отличалось от заблуждений докетов, которые не могли в это поверить. 

Впоследствии евхаристический докетизм в различных формах многократно возникал в истории Церкви, но всегда встречал решительный отпор со стороны православных. Свидетельство этому находится в полемических высказываниях святых Отцов, направленных против различных еретиков и маловерных. Приведем лишь несколько примеров. 

В IV в. у св. Кирилла Иерусалимского имеем такие свидетельства: «Когда Сам (Христос) объявил и сказал о хлебе: "сие есть тело Мое”; после сего кто уже осмелится не веровать? И когда Сам уверил и сказал о чаше: "сия есть кровь Моя” — кто когда усомнится и скажет, что сие не кровь Его? Он в Канне Галилейской некогда воду претворил в вино, сходное с кровию: и не достоин ли веры, когда вино в кровь претворяет?» (18) 

В VIII в. пр. Иоанн Дамаскин так полемизировал с не верующими в реальное изменение Евхаристических Даров: «Если Сам Бог Слово, восхотев, сделался человеком и из чистых и непорочных кровей святой Приснодевы безсеменно составил Себе плоть, то ужели Он не может сделать хлеб Своим телом, а вино и воду — Своею кровью? Он сказал в начале: да произведет земля былие травное (Быт. 1, 11), и даже доныне она, по орошении дождем, производит свои прозябения, возбуждаемая и укрепляемая божественным поведением. (Так и здесь) Бог сказал: cиe есть тело Мое; и cия есть кровь Моя; и cиe творите в Мое воспоминание; и по Его всесильному повелению бывает так (и будет), пока Он придет». Для неспособных поверить, что под видом хлеба и вина пребывают истинные тело и кровь Иисуса Христа, св. Иоанн Дамаскин дает такое пояснение: «Ты теперь спрашиваешь, каким образом хлеб делается телом Христовым, а вино и вода — кровью Христовою? Говорю тебе и я: Дух Святый нисходит и совершает это, что превыше разума и мысли» (19). 

Преп. Симеон Новый Богослов пишет: «Христос… будучи видимым по плоти, то есть хлебом для чувственных глаз, невидимым же по Божеству для чувственных, Он созерцается душевными очами». Это говорит о том, что в Евхаристии чувственными очами мы видим хлеб. Это чувственное видение, осязание, обоняние хлеба и вина никто никогда не оспаривал. Традиционно святые Отцы объясняют это чувственное видение хлеба и вина как Божественное снисхождение к нашей немощи, не способной к созерцанию Тайны Евхаристии в полноте. Вот как пояснял эту же мысль преп. Симеон в другом месте: «Этот хлеб (после освящения. — В.Л.) чувственно кажется (обыкновенным) хлебом тем, кто не стал выше ощущений, а умственно же есть невместимый и непреступный свет. Также и вино, и оно подобно свет, жизнь, огонь и вода живая есть» (20); «единый Хлеб животный, который для чувств видится хлебом, а мысленно есть тело Христово, вино же, которое в сем таинстве воистину есть кровь Божия» (21). Подобные рассуждения мы встречаем и у других Отцов, например, у св. Кирилла Иерусалимского. 

В VIII в. неправославное понимание Евхаристии активно внедряли в церковное сознание иконоборцы. Для них Евхаристические Дары были точнейшим образом (иконой) Христа, все остальные «иконы» были для них неприемлемы. То есть для них характерно было несущностное отношение к телу и крови Христовой в Евхаристии. На их рассуждения был дан исчерпывающий ответ на VII Вселенском соборе: «Никто из труб Духа, т.е. св. Апостолов и достославных Отцев наших, бескровную жертву нашу... не называл образом тела Его. Ибо они не принимали от Господа так говорить и возвещать, а слышали Его благовествующего: "если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни”; также: "Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем”; и еще: "приимите, ядите: сие есть тело Мое…”, а не сказал: приимите, ядите образ тела Моего... Итак, ясно, что ни Господь, ни Апостолы, ни Отцы безкровную жертву, приносимую священниками, никогда не называли образом, но самим телом и кровию. И хотя прежде, нежели совершится освящение, некоторым из св. Отцев казалось благочестивым называть сии вместообразными ἀντίτυπα); по освящении они суть (εἰσί)[3] тело и кровь Христовы, и так веруются». После того как учение о реальности тела и крови Христовой в Евхаристии утвердил Вселенский Собор, для любого православного человека, верующего «во едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь», это решение становится догматом веры и не может быть предметом дискуссии. 

В IX в. на Западе выступили «предтечи» протестантизма — Ратрамн Корбийский и Рабан Мавр, отвергавшие не только сущностное изменение в Евхаристии, но и учение о бессеменном зачатии Девы Марии. Против них выступил монах Пасхазий Радберт. В своих сочинениях «De sanguine et corpore Christi», «Epistola ad Frudegardum» и др. он обосновал традиционное святоотеческое понимание Евхаристии как реального изменения хлеба и вина в тело и кровь Господа с сохранением чувственных образов хлеба и вина: «Пусть никто не смущается о сем Таинстве тела и крови Христовых, что здесь даны истинная плоть и кровь, ибо так восхотел Тот, Кто создал (все). И поскольку такова Его воля, то должно веровать, что после освящения уже не что иное, как плоть и кровь Христовы, хотя и остающиеся в образе хлеба и вина. И сказать еще более дивно: здесь не иная, а совершенно та же самая плоть, которая родилась от Девы Марии, пострадала на Кресте и воскресла из гроба. Эта самая именно плоть Христова доныне приносится в жертву за жизнь мира, и когда достойно приемлется, восстановляет в нас жизнь вечную» (22). Действительно, слова Пасхазия Радберта являются пересказом святоотеческого учения о Евхаристии. Мы уже приводили слова святого Игнатия Богоносца, указывающие, что евхаристические Дары по своей сущности есть та самая пострадавшая и воскресшая плоть и кровь Спасителя, приводили свидетельства об этом же св. Иоанна Златоуста и других святых Отцов, нет необходимости их снова цитировать. В вопросе о сущностномизменении Святых Даров с сохранением их чувственных образов Пасхазий Радберт также следует древним святым, например, св. Кириллу Иерусалимскому: «со всякою уверенностью приимем сие, как тело и кровь Христову. Ибо во образе хлеба дается тебе тело, а во образе вина дается тебе кровь, дабы приобщившись тела и крови Христа, соделался ты Ему сотелесным и сокровным» (23). Святой Отец предостерегал новокрещеных от чувственного восприятия таинства: «хотя чувство тебе и представляет сие (хлеб и вино. — В.Л.), но вера да утверждает тебя. Не по вкусу рассуждай о вещи, но от веры будь известен без сомнения, что ты сподобился тела и крови Христовых» (24). Чувственные образы хлеба и вина сохранены Господом из снисхождения к человеческой немощи, однако за этими образами после совершения таинства Евхаристии возникает новая реальность, это уже не хлеб и вино, но тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа: после претворения«видимый хлеб не есть хлеб, хотя вкусом чувствуется, но тело Христово: и видимое вино не есть вино, хотя по вкусу так представляется, но кровь Христова» (25). Подобные рассуждения характерны и для других святых Отцов, и так всегда веровала Православная Церковь. Богословские рассуждения Пасхазия Радберта были полностью поддержаны Западной Церковью, в то время еще не отпавшей от Православия. 

В первой половине XI в. на Западе против православного понимания Евхаристии выступил известный схоласт Беренгарий Турский, отличавшийся крайним рационализмом во всех своих богословских построениях. «Никто не будет спорить, — писал он, — с тем, что в исследовании истины разум несравненно наилучший вожатый. Свойство великого сердца — всегда стремиться к диалектике, то есть к разуму» (26). Беренгарий в своих суждениях опирался на уже упомянутого нами западного «новатора» Ратрамна Корбийского, сочинения которого выдавались за творения Иоанна Скота Эриугены. Беренгарий категорически отрицал учение о сущностном изменении хлеба и вина в тело и кровь Христову в Евхаристии, считая это учение «неразумием толпы». В своих суждениях он отталкивался от чувственного опыта и учил, что поскольку после освящения сохраняются видимые свойства хлеба и вина, то сохраняется и их сущность. Телом и кровью Христа они именуются «через восприятие» (per assumptionem) их Христом. То есть вместо изменения по сущности хлеба и вина он учил об изменении способа их существования — они «воспринимаются» Христом, в силу чего они могут именоваться для веры и ума истинными телом и кровью: «Хлеб, освященный на алтаре, при сохранении своей сущности, является телом Христовым, не теряя того, чем он был, но воспринимая то, чем он не был... Итак, сам хлеб есть сущность тела Христова для очей твоего сердца, а не телесных очей, рук и зубов» (27). Беренгарий соглашался с утверждением, что Евхаристические Дары есть истинные и реальные тело и кровь Господа, но произошло это не от сущностного изменения хлеба и вина, а в силу изменения способа их существования — они восприняты Христом. Его взгляды как еретические многократно осуждались на поместных соборах Римской Церкви. Впоследствии он принес лицемерное покаяние и письменно отрекся от своих евхаристических заблуждений (1059 г.), но, вернувшись в Тур, он продолжил распространять свои взгляды, за что снова неоднократно осуждался. За два года до смерти он вновь принес покаяние и исповедовал, что в Евхаристии «panem et vinum substantialiter converti» — «хлеб и вино изменяются по сущности». Никакой поддержки на Востоке он не имел, но во Франции он увлек за собой немало последователей. Его схоластические суждения впоследствии взяли на вооружение протестантские теологи. 

В эпоху Реформации «семена», посеянные Беренгарием Турским, дали обильные всходы на Западе в среде протестантов. Они восприняли от него главную идею — отрицание сущностного изменения в Святых Дарах, ставшую на все последующие века главным отличительным признаком протестантской евхаристологии. Различия между протестантскими учениями касаются других вопросов: как Христос соединяется с хлебом и вином, каким способом происходит единение верующих со Христом в Евхаристии и др. Лютеране не признают реального преложения хлеба и вина в тело и кровь Спасителя, но допускают лишь соприсутствие действительных тела и крови Христовых в хлебе и вине Евхаристии («с ними, в них, под ними…»). Цвингли учил о таинственном, духовном, символическом соприсутствии с хлебом и вином тела и крови Христа, что доступно для созерцания только мысленно. То есть реально преложение не происходит, но бывает какое-то духовное соединение хлеба с плотью и вина с кровью Христа. Поэтому и вкушаются эти дары только духовно и мысленно, а реально лишь хлеб и вино, которые являются освященными символами тела и крови Спасителя. Кальвин (реформаты) учил о реальном причащении тела и крови Христа, но они пребывают в хлебе и вине не вещественно, а духовно. Реально же хлеб так и остается хлебом, а вино вином. Англикане, в большинстве своем, согласны в учении о Евхаристии с реформатами. Эти взгляды с небольшими богословскими вариациями распространяют протестанты и в наши дни. 

Православная Церковь в России также не избегла подобных искушений и западного влияния протестантизма, хотя в России протестантские идеи не получили такого распространения, как на Западе. В конце XV века неверие в таинство Евхаристии проповедовали жидовствующие, которые «Тело Христово ни во что же вменяюще яко прост хлеб, и кровь Христову яко просто вино» (28). В XVIII в. протестантские богословские идеи активно навязывал Русской Православной Церкви архиепископ Феофан (Прокопович) — идеолог многих пагубных для России и Православия реформ (например, упразднение Патриаршества). Православной реакцией на богословскую агрессию протестантизма в начале XVIII века стало включение в Синодик Недели Торжества Православия следующего анафематизма: «Неверующии, яко в тайне Евхаристии святой, или причащения, хлеб квасный пшеничный в тело Христово, вино же лозное в кровь Христову действием Святаго Духа претворяются; ипресуществуются кроме видов. И яко по пресуществении под видами хлеба и вина истинное есть тело Христово и истинная кровь Христова. И Сам Христос Господь истинно существенно и вещественно в тайне сей пребывает, яко Агнец за грехи мира таинственне закалаемый и в жертву Богу Отцу приносимый. Того ради хлеб святый в сей тайне Агнец и нарицается. Сему таинству неверующии, и Боголепной чести, яко Самому Богу невоздающии и не покланяющиеся, анафема» (29). В XIX и первой половине XX в. влияние протестантизма на богословскую мысль в России усилилось, но выразилось это в сочинениях лишь некоторых академических профессоров. В отношении Евхаристии имели место богословские дискуссии, но они были направлены на осмысление богословского значения термина «пресуществление» и необходимость его употребления в связи с другими существующими терминами — «преложение», «претворение» и т.д. Реальность изменения сущности хлеба и вина в сущность тела и крови Христовой сомнению не подвергалась (несколько маргинальных публикаций мы в учет не берем). В целом в своих самых авторитетных догматических сочинениях Русская Православная Церковь всегда выражала свою верность святоотеческому Преданию, исповедуя, что хлеб и вино в Евхаристии прелагаются или пресуществляются в тело и кровь Христову. В этот период не было издано ни одного догматического учебника или пособия, где бы отвергалось сущностное изменение хлеба и вина в Евхаристии в тело и кровь Христову с неизменным сохранением чувственных образов хлеба и вина. 

В силу исторической близости для нас особенно интересен период с середины XX в. по наши дни. В это время была опубликована работа проф. Н.Д. Успенского «Анафора» (30), где известный литургист, музыковед и специалист по церковному пению недвусмысленно выводит мысль, что сущность хлеба и вина в Евхаристии после освящения сохраняется. Он писал, что, по его мнению, «в святоотеческой письменности не встречается случая, где бы говорилось об изменяемости физической природы евхаристического хлеба и вина после того, как хлеб становится телом Христовым, а вино и вода — кровью Христовой» (31). Эта работа вызвала возмущение среди православных. Диакон Андрей Юрченко подверг ее богословской критике и в связи с этим направил свое обращение лично Святейшему Патриарху Пимену (15 мая 1976 г.). Для окончательных богословских выводов обе работы были переданы в Московскую Духовную академию на рассмотрение профессору по кафедре Догматического богословия В.Д. Сарычеву, который полностью согласился с аргументами о. Андрея и сделал вывод: «В результате анализа он (диакон Андрей Юрченко) ясно показал — несомненную, впрочем, и без того — ошибочность, неправославность понимания Евхаристии, явленного проф. Н.Д. Успенским» (32). 

Однако на этом высказывания протестантского толка о Евхаристии не прекратились. Например, в 1994 г. священник Александр Борисов опубликовал свою одиозную книгу «Побелевшие нивы» (33), где наряду с другими предложениями по проведению радикальных реформ Православной Церкви откровенно протестантского и обновленческого характера предлагал отказаться и от традиционного реального отношения к телу и крови Христовой в Евхаристии в пользу протестантского понимания ее как «хлебопреломления» (характерный протестантский термин) (34) и свел ее смысл к воспоминанию Тайной Вечери: «Иисус завещал, чтобы Его ученики в воспоминание о Нем повторяли эту трапезу — преломляли хлеб и пили вино из общей чаши, вспоминали Его наставления, совершенные Им исцеления, а главное — вспоминали Его Самого» (35). Говоря о теле и крови Христовой в Евхаристии, он отрицает прямое, реальное отношение к ним: «Буквальное понимание, вероятно, пришло позже, когда христианство совершенно отделилось от иудаизма. Очевидно, что ранняя Церковь понимала эти слова не так, как мы силимся их понимать, поскольку нигде в Новом Завете не обсуждается вопрос, как увязать эти слова с запретом вкушения какой-либо крови, поскольку в ней душа животного, принадлежащая Богу (Лев. 17, 11, 14; Втор. 12, 23). Такая дискуссия была бы неизбежна в случае буквального понимания» (36). Жаль, что чтение 6-й главы Евангелия от Иоанна не привело автора к мысли, что Христос избрал Себе тех учеников, которые соблазны иудейского сознания могут преодолевать верой. В итоге автор изложил свое понимание Евхаристии так: «вкушение хлеба и вина, освященных молитвой, в память об Иисусе, становится и праздничной трапезой с Богом, и воспоминанием об установлении кровного родства людей со своим Создателем и друг с другом» (37). То есть хлеб и вино, хотя и освящаются, но так и остаются неизменными, а смысл Таинства сводится к воспоминанию Тайной Вечери, как у баптистов. Эта книга вызвала возмущение в православной среде, особенно в сфере московского духовенства[4], и должно отметить, что тогда это принесло положительные плоды.  

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ