Верою исцеляюсь

Панарин А. С. "Православная цивилизация"

РПЦ находится накануне  реформы

Афонские отшельники издали книгу Панарина А. С. "Православная цивилизация". Александр Сергеевич Панарин — известный философ, критик глобализма. Доктор философских наук, профессор Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

Он единственный из профессоров, которому был запрещен вход в студенческие аудитории МГУ. Настолько сильным и правдивым было его слово о России. Мы опубликуем одну главу из этой книги- «РПЦ находится накануне  реформы».

 Вызывает сожаление, что эту книгу пришлось публиковать афонским монахам. У монахов есть другое занятие. Однако это было сделано, потому что никто в России издавать труды Панарина не собирается. Что же, видимо, в России совсем уже все плохо... - Святая Гора Афон

 Самое любопытное: когда православный народ российский имеет перед собой необъятное по масштабам и трудности «ромейское» мессианское задание, он окрыляется, крепнет, преодолевает немысли­мые препятствия. Но как только это задание умаляется до националь­ных масштабов - либералами ли, воюющими с имперским наследием, националистами ли, отстаивающими «Россию для русских» - так сразу же наш дух вянет и обессиливает.

 РПЦ находится накануне великой реформы и возникает опасение, как бы реформирование не оказалась столь же разрушительной, как и пресловутое ельцинистское реформирование России, подорвав­шее российскую цивилизацию вместе с условиями цивилизованного существования большинства людей вообще.

 Вот почему необходимо, выражаясь языком Э. Гуссерля, «тематиза-ция» новая актуализация и высветление узловых проблем православно­го сознания, остающихся непроговоренными или закрытыми возобла­давшими стереотипами.

 Во-первых, речь идет о православной церкви как носительнице нашей идентичности. Московская Русь выделяется среди всех истори­ческих периодов и формаций тем, что здесь удалось блестяще и основа­тельно - решить проблему идентичности нашего народа. Языческим формам самоопределения - нация среди других наций, империя среди империй - здесь противостоял формационный тип сознания в его рели­гиозно-мессианской напряженности.

 Речь идет о царстве, несущем всемирно-историческую эстафету Божественного послания и задания человечеству - превратить грешную землю в царство Божие. Не выдерживающие тяжести этого задания царства, ранее несшие Божественную эстафету, сходят с дистанции. При этом вопрос о передаче этой эстафеты решается не таким облегчен­ным образом, как позднейшей советской историософии, уповающей на непреложные законы истории или на всесилие мирового духа, не имею­щего проблем с отысканием очередного «исторического народа».

 В православной историософии московского периода - в посланиях Максима Грека Василию Ш, в изложении Пасхалии митрополита Зосимы, в посланиях Фелофея Псковского - нет никаких автоматически действующих исторических закономерностей или указаний на гарантии истории. Эсхатологический срыв поджидает человечество в любой момент; чудом является не катастрофа, а продолжение земной истории - она держится подвигом праведников. Это они хранят божественный огонь на чудовищном сквозняке истории, всегда способном его задуть. Есть видимое и невидимое царство; одно относится к учреждениям, другое   - к самому христианскому духу, поддерживающему горение жизни. Российское (Византийское) царство в своей видимой ипостаси погасло в исторической ночи, но не погас невидимый огонь христиан­ства, прежде хранимого в его сосуде. Московская Русь успела принять этот Божественный огонь, став его новым сосудом.

 Здесь - ключ к пониманию идентичности русского народа. Он не ценил, вообще не придавал никакого значения - сугубо земным атрибутам своего существования. Он не кичился ни своей землей, ни своими этническими преданиями и традициями, ни своими державными при­обретениями к завоеваниями. В его глазах они не стоили ровным счетом ничего по сравнению с миссией Руси как вместительницы невидимого царства российского, несущего факел в ночи.

 Из этого непреложно следует, что всякая реформа русской православ­ной церкви, так или иначе связанная с сужением ее мессианского гори­зонта - в духе строительства национальных церквей, умножения автоке­фалий - означает смещение перспективы с вертикали на пространствен­ную горизонталь, с проблем духа, не знающего земных границ, на про­блемы тела, с задач вселенского спасения на задачи национального строительства.

 И что самое любопытное: когда православный народ российский имеет перед собой необъятное по масштабам и трудности «ромейское» мессианское задание, он окрыляется, крепнет, преодолевает немысли­мые препятствия. Но как только это задание умаляется до националь­ных масштабов - либералами ли, воюющими с имперским наследием, националистами ли, отстаивающими «Россию для русских» - так сразу же наш дух вянет и обессиливает.

 Вот парадокс: «непосильные» задания всегда оказываются по силам, а умеренные рациональные задания неизменно были провалены. Это чудо было по-своему воспроизведено и в «пострелигиозную эпоху». СССР как сверхдержава, лидер «социалистического лагеря» и всемир­ного национально-освободительного движения, брал на себя непомер­ные задания и при этом сохранялся как развитая индустриальная стра­на, обеспечивающая своим гражданам цивилизованный уровень и образ жизни и социальные гарантии. Постсоветская Россия сбросила с себя и гири раздутого военно-промышленного комплекса, и дорогостоящие обязательства в качестве военно-политического лидера и кредитора стран «некапиталистического пути развития» и роль донора бывших союзных республик. И что же? Вместо ожидаемого облегчения жизни произошло невиданное ее утяжеление и помрачение - стремительно скольжение на дно.

 В преддверии грядущих реформ православной церкви - а они непременно последуют, жданные или нежданные, нам необходимо  вернуться к церковной реформе Никона и оценить ее в ее историческом значении - как модель всякого возможного реформирования"