Подобный Иову: афонский схимонах Панкратий
«Поверь, я согласен сгнить всем телом, — говорил схимонах Панкратий отцу Сергию (Веснину), — только молюсь Богу, чтоб избавил меня от сердечных страданий, потому что они невыносимы. Ох! Если сердце заболит, бедовое дело! Это адское мучение. А мои раны, будь их в десять раз более, — пустошь. Я не нарадуюсь моей болезни, потому что по мере страданий утешает меня Бог. Чем значительнее боль, тем и веселее, оттого что надежда райского блаженства покоит меня, надежда царствовать на небесах — всегда со мной. А в небесах ведь очень хорошо!»
Схимонах Панкратий имел мирское имя Парамон. Происходил из крестьян. Место его рождения неизвестно. В 1838 году приехал на Афон и поступил в Русский Пантелеимонов монастырь, где был пострижен в схиму с именем Панкратий.
«Это был редкий старец, — пишет отец Селевкий (Трофимов), — и большой страдалец. Любовь его была совершенно детская. Когда к нему кто придет, то он тотчас соскочит с кровати и закричит: „Добре! (это была его поговорка)“ — и долго затем обнимает. После чего усадит гостя и начнет угощать всем, что только у него найдется. Я, бывало, стану его унимать, чтобы он успокоился и сел, и говорю ему: „Отец Панкратий, ведь у тебя ноги болят“. — „Ничего, отче, — отвечает, — когда ко мне кто приходит, то я забываю, что у меня ноги болят“.
Однажды я попросил показать больную ногу, и он открыл ее. Как я взглянул — тотчас упал! Она вся сгнила и была кругом покрыта червями. Он часто примачивал ее острой водкой. По причине нестерпимой болезни отец Панкратий часто причащался Святых Таин. Накануне его смерти я пришел к нему из своей пустыньки. О, как он обрадовался! — Добре, хорошо, что ты пришел, — радовался он. — Прошу садиться на лавочке. Прошлую ночь у меня была Божья Матушка, вот на этой лавочке сидела.
Я спросил:
— А что Она тебе сказала?
— Поблагодарила меня за перенесенные страдания и сказала: „Вот тебе уготован вечный покой“.
Святогорец отец Сергий перед смертью удостоился видеть отца Панкратия в прекрасных палатах посреди чудных садов. Отец Панкратий был столяр и очень много трудился. Мне он сделал стол вроде шкафа. Я часто его поминаю. Простота его была — совершенно детская. Он скончался мирно. Косточки его желтые и благоуханные».
Подвижничество отца Панкратия описано в письмах отца Сергия (Веснина). Вот отрывок одного из них: «С изумлением смотрю здесь на русского схимника Панкратия, который уже шесть лет страдает ранами на ногах и в такой степени, что сердце обливается кровью, когда смотришь на его Иовские страдания.
Отец Панкратий в миру был господским человеком. В детстве жестокая госпожа решила глубокой осенью, когда уже снег и лед покрывали землю, погонять его босиком. Парамон ходил тогда за господскими гусями и утками босиком. Он делал это от самой юности и потому жестоко страдал, имея плохое здоровье. Казалось, суровая госпожа его готова была высосать из него всю кровь. Бедный отрок не вытерпел, тайком убежал от своей барыни и решился выбраться за границу, ушел за Дунай, где некоторое время оставался в услужении у русских, тоже перебежавших за границу.
Приход Панкратия на Афон странен. Он был задушевным другом одного малоросса, который почему-то удавился. Чувствительного Панкратия сильно тронула потеря сердечного друга. Он пламенно молился Богу о помиловании несчастного и, видя, как суетна мирская жизнь, бросил ее и ушел на Святую Гору. Здесь, в Руссике, он нашел желаемое спокойствие духа, несмотря на то что нога его сгнивала от ран, которые были следствием простуды.
Впрочем, как ни ужасны были страдания отца Панкратия, он часто ликовал в себе и даже говорил мне:
— Поверь, я согласен сгнить всем телом, только молюсь Богу, чтоб избавил меня от сердечных страданий, потому что они невыносимы. Ох! Если сердце заболит, бедовое дело! Это адское мучение. А мои раны, будь их в десять раз более, — пустошь. Я не нарадуюсь моей болезни, потому что по мере страданий утешает меня Бог. Чем значительнее боль, тем и веселее, оттого что надежда райского блаженства покоит меня, надежда царствовать на небесах — всегда со мной. А в небесах ведь очень хорошо!
— Откуда ты знаешь это? — спросил я его однажды.
— Прости меня, — отвечал он, — на подобный вопрос я бы не должен тебе отвечать откровенно, но мне жаль тебя в твоих сердечных страданиях, и я хочу доставить тебе хоть малое утешение моим рассказом. Ты видел, как я временами мучаюсь: боль бывает невыносимой! Зато о том, что бывает со мной после, знает только оно, — таинственно заметил Панкратий, приложив руку к сердцу.
— Ты помнишь, как я однажды от боли метался на моей постельке и даже что-то, похожее на ропот, вырвалось из моих уст. Но боль притихла, я успокоился, вы разошлись от меня по своим кельям, и я сладко задремал. Не помню, долго ли я дремал, только мне виделось. Я и теперь, как только вспомню то видение, чувствую на сердце неизъяснимое райское удовольствие и рад бы вечно болеть, только бы повторилось еще хоть раз незабвенное видение. Так мне было хорошо тогда!
— Что же ты видел? — спросил я отца Панкратия.
— Когда я задремал, ангельской красоты отрок подходит ко мне и спрашивает: «Тебе больно, Панкратий?» — «Теперь ничего, — отвечал я, — слава Богу!» — «Терпи, — продолжал отрок, — ты скоро будешь свободен, потому что тебя купил Господин, и очень дорого.» — «Как, я опять куплен?» — «Да, куплен, — отвечал с улыбкой отрок, — за тебя дорого заплачено, и Господин твой требует тебя к себе. Не хочешь ли пойти со мной?»
Я согласился. Мы шли по каким-то опасным местам. Дикие огромные псы, кидаясь, готовы были растерзать меня, но одно слово отрока — и... они вихрем неслись от нас. Наконец мы вышли на пространное, чистое и светлое поле, которому не было, кажется, и конца. «Теперь ты в безопасности, — сказал отрок, — иди к Господину, который, вон, видишь, сидит вдали». Я посмотрел и увидел трех человек, сидевших рядом друг с другом. Удивляясь красоте места, радостно пошел я вперед, неизвестные мне люди в чудесном одеянии встречали и обнимали меня. Даже множество прекрасных девиц в белом царственном убранстве видел я. Они скромно приветствовали меня и молча указывали нам в даль, где сидели три незнакомца. Когда я подошел к сидевшим, двое из них встали и отошли в сторону, третий, казалось, ожидал меня. В тихой радости и в каком-то умилительном трепете я приблизился к Незнакомцу.
«Нравится ли тебе здесь?» — кротко спросил меня Незнакомец. Я взглянул на Его лицо. Оно сияло светом! Царственное величие отличало моего нового Господина от людей обыкновенных. Молча упал я к Нему в ноги и с чувством поцеловал их. На ногах Его были пробитые насквозь раны. После того я почтительно сложил на груди своей руки, прося позволения прижать к моим грешным устам и десницу Его. Не говоря ни слова, Он подал ее мне. И на руках Его были такие же глубокие раны. Несколько раз облобызав десницу Незнакомца, я в тихой невыразимой радости смотрел на Него.
Черты моего нового Господина были удивительно хороши. Они дышали кротостью и состраданием, улыбка любви и привета была на устах Его, взор выражал невозмутимое спокойствие сердца. «Я откупил тебя у госпожи твоей. И ты теперь навсегда уже Мой, — начал говорить мне Незнакомец. — Мне было жаль видеть твои страдания, твой детский вопль доходил до Меня, когда ты жаловался Мне на госпожу свою, томившую тебя холодом и голодом, и ты теперь свободен навсегда. За твои страдания Я вот что готовлю тебе, — Незнакомец показал вдаль. Там было очень светло: красивые сады в полном своем расцвете на лугах, и великолепный дом блистал под эдемской сенью деревьев.
— Это твое, — продолжал Незнакомец, — только не совсем еще готово, потерпи. Когда наступит пора твоего вечного покоя, Я возьму тебя к Себе. А пока побудь здесь, посмотри на красоты места сего, потерпи до времен: „...претерпевый же до конца, той спасен будет!“ (Мф. 10, 22)»
«Господи! — воскликнул я вне себя от радости, — я не стою такой милости!» Я бросился Ему в ноги, облобызал их, но, когда поднялся, передо мной никого и ничего уже не было. Я пробудился. Стук в било к заутрени раздавался по нашей обители. Я встал тихонько с постели на молитву. Мне было очень легко, а то, что я чувствовал, что было у меня на сердце, — это моя тайна. Тысячи лет страданий отдал бы я за повторение подобного видения. Так оно было хорошо!..
Однажды, в праздник святого Пантелеимона, после обедни, когда пред Литургией на монастырской площади совершилось водосвятие, отец Панкратий, отвечая на мои вопросы, меня крайне удивил:
— Тебя, верно, очень беспокоит болезнь твоя? — с участием спросил его я.
— Какая болезнь? — возразил он, значительно взглянув на меня. — Это-то? — продолжал он, указывая на ногу, толсто перевитую сукном. — Я и думать забыл про нее!
— О чем же ты плачешь? — спросил я его.
— Ох! Как мне не плакать! — со стоном произнес он. — Если после всех моих заблуждений и бесчисленных грехов, да Господь в рай пошлет, что я буду делать?
— Что делать? Блаженствовать! — смеясь, отвечал я.
— А если не по заслугам? — вздохнул страдалец. — Пожалуй, и в раю наплачешься, если посадят туда, где недостоин быть. А при слезах что за блаженство?
— В рай-то только пустили бы, — с улыбкой заметил я. — Да и ты что за чудак? Люди век свой бьются, плачут и молятся о достижении рая, а ты плачешь, что в рай попадешь.
Рассмеявшись, я встал и удалился от счастливца, плачущего о рае.
В один из страдальческих дней отца Панкратия болезнь его дошла до такой степени невыносимости, что он потерял присутствие духа и впал в тихое бессознательное состояние. С чувством братской любви окружили мы нашего страдальца, молились о нем и сострадали духом. О трудном положении отца Панкратия довели до сведения игумена, который приказал прочесть над больным все Евангелие, а потом пособоровать его. Едва только в первый раз ознаменовали больного святым елеем, как он пришел в себя, успокоился и по совершении таинства погрузился в тихий сон.
В тот же день он оправился и, оставаясь только в изнеможении, рассказал нам свое таинственное видение в минуты самозабвения. Ему грозили пыткой и клокотавшей геенной какие-то страшилища. На вопрос, за что они грозят ему, те отвечали: «За то, что ты молился за удавившегося. Самая теперешняя болезнь твоя — наказание тебе за молитвы, которыми ты огорчал величество Божье и нимало не доставлял утешения отверженнику, для которого нет уже ни жертвы искупления, ни помилования вовеки». С тех пор отец Панкратий остается в одинаковом болезненном положении, умоляя Господа не о здоровье, но о ниспослании духа терпения к достойному ношению страдальческого креста».
Схимонах Панкратий преставился в 1853 году.
|
