Верою исцеляюсь

Имя Тебе Сила. 

«Имя Тебе Сила:

 укрепи меня изнемогающего и падающего…»

Старушка стояла у входа в храм, дожидаясь окончания литургии. Наконец тяжелая входная дверь приоткрылась, и в щель проскользнула худенькая – кожа да кости - девушка. Цветной платок скрывал бритую, с двумя выпирающими макушками голову, пальто с чужого плеча.

- Деточка, подай Христа ради бабушке на хлебушек, - жалобно попросила старушка.

Девушка открыла потертую сумочку и отдала ей единственную купюру.

- Спаси тебя Господи! Как твое имя, деточка?

- Астия. Помолитесь, бабушка, за болящую Астию.

Астия шла по набережной Карповки, сопротивляясь резким порывам злого осеннего ветра. Словно забавляясь, он то прижимал ее к холодным перилам, то заставлял пятиться к храму. Казалось, еще немного и ветер подхватит хрупкую фигурку и бросит в реку. Но Астия не была безпомощной игрушкой в лапах северного ветра. Прикрыв слезящиеся от непогоды глаза, она безпрерывно молилась: «Отче наш Иоанне, силою твоею нас укрепи, в молитве поддержи, недуги и болезни исцели…»

В двадцать один год Вике поставили диагноз «лейкоз» – рак лимфы. Услышав страшное слово, она сначала не поверила, надеясь, что врачи ошиблись, но после повторных анализов сомнений не осталось. В одно мгновенье болезнь острым лезвием разрезала ее жизнь на две части: прошлое - до болезни и настоящее, которое могло закончиться в любой момент.

О лейкозе девушка уже слышала – год назад от рака крови умер ее одноклассник. На похоронах Вике его жизнь показалась трагическим фильмом, прокрученным на большой скорости - детство, отрочество и только начавшаяся юность. Кадры последних дней шли замедленно, врезаясь в память навсегда, как тогда казалось. Но уже через сорок дней девушка с трудом вспомнила о поминках друга.

У Вики не было сомнений в том, что она выздоровеет, недаром отец говорил, что внутри нее крепкий стержень. Еще отец говорил, что она обязательно будет счастливой - выйдет замуж, родит ему много внуков. Отец говорил…

Вике было четырнадцать, брату семнадцать, когда мать, страстно влюбившись в заезжего циркача, решила уехать с ним в другой город.

Выбрав время, когда дома была только дочь, она начала собираться в дорогу.

- Вы поживете пока с отцом, - мать торопливо бросала в сумку вещи на глазах у окаменевшей от горя Вики, - а я устроюсь и приеду за вами.

Девочка не слышала ее слов. В голове непрерывной скороговоркой звучало - «мама нас бросает, мама нас бросает…».

Вика не помнила прощания с матерью, не слышала, как пришел домой отец, не видела, как он в мгновенье постарел, стоя перед опустевшим шкафом.

В юности отец был воздушным гимнастом. Он пришел в цирк после школы и остался в нем на всю жизнь. Цирковой шатер стал для него родным домом. В нем он встретил свою первую и единственную любовь.

Новенькая, начинающая карьеру гимнастка, привлекла его внешней беззащитностью и хрупкостью. Юноша потерял голову и, не долго думая, сделал ей предложение. Она скоропалительно согласилась.

И вот уже позади яркая, веселая цирковая свадьба, первый совместный год жизни в общежитии, шумные ссоры и бурные примирения. У молодой жены оказался упрямый нрав и маниакальная страсть к опасностям. Она ни в чем не желала уступать мужу, который, чтобы избежать скандалов, во всем с ней соглашался.

«Будем летать под куполом, как птицы. Без страховки», - предложила она однажды, и он, как всегда, согласился. Полет закончился для него тяжелым сотрясением мозга и множественными переломами. Он чудом остался жив, упав с десятиметровой высоты.

Жена забегая между репетициями к нему в больницу, приносила немудреную еду и рассказывала цирковые новости. Своей вины в произошедшем несчастье она не чувствовала, а он и не думал ее винить.

На своей любимой профессии ему пришлось поставить крест. Он не смог расстаться с цирком и пошел учиться на клоуна.

Через два года он вышел на арену в клетчатом пиджаке и огромных оранжевых ботинках. С тоской взглянул на канаты натянутые под куполом, и начал представление.

Со временем он полюбил новую профессию. Ему нравилось смешить детей, которые приходили по нескольку раз на программу любимого клоуна.

Когда родился сын, он, в клетчатом пиджаке и оранжевых ботинках, залез на пятый этаж роддома, чтобы вручить жене огромный букет. Спустя три года он повторил этот аттракцион в день рождения дочери.

Почему-то именно эти два момента всплыли в его памяти, когда он стоял перед опустевшим шкафом.

Несколько месяцев Вика жила со своей болью, не замечая, что здоровье отца резко ухудшилось. В доме запахло сердечными каплями. Все чаще отец держался руками за сердце, пытаясь усмирить его сумасшедший ритм. Брат, загнав боль от предательства матери в самый дальний уголок души, с головой ушел в учебу.

Вика очнулась, когда за отцом приехала «Скорая», но было уже поздно. Из больницы отец не вернулся. Его отпели спустя год после ухода жены, которая так и не приехала на похороны. На могиле отца Вика поклялась, что никогда не простит мать.

Учиться в институте брату не пришлось – надо было кормить себя и сестру. Руки у него были золотые, работы хоть отбавляй, и любимая сестренка ни в чем не нуждалась. Вика окончила школу с золотой медалью, затем «иняз» с красным дипломом. Некоторое время она работала переводчицей в одной из строительных фирм, но вскоре эта работа ей наскучила. Поддавшись импульсивному желанию, она решила уехать в Петербург, чтобы поступить в Театральную академию на курс кукольников. Брат решение сестры не одобрил, и запретил ей уезжать из родного города. Но для упрямой, избалованной Вики, его мнение ничего не значило.

До отъезда оставалось совсем немного, когда, заболев ОРЗ, девушка сдала анализ крови и узнала о страшной болезни, которая готовилась лишить ее жизни.

 Полгода Вика провела в онкологической больнице в Москве. Заработков брата на лечение не хватало. Он залез в долги, сдал квартиру, и переехал в съемную комнату.

 Домой вместо крепко сбитой девушки с длинными вьющимися волосами, вернулась девочка-подросток неимоверной худобы, стриженная под ноль.

 Перемены коснулись не только внешности Вики. Имя у нее тоже стало другим. Изменилось и отношение к жизни.

Московский священник, отец Артемий, покрестил ее в маленькой часовне больницы. В крещении она приняла имя Астия (в честь епископа, священномученика Астия Диррахийского), и с тех пор только так себя и называла. Перед операцией по пересадке костного мозга отец Артемий принес ей бумажную иконку святого Иоанна Кронштадтского, на обороте которой была напечатана молитва.

- Я всегда молюсь дорогому батюшке Иоанну Кронштадтскому, - он вложил иконку в руку Астии, безсильно лежащую поверх одеяла, - и ты молись ему. Батюшка Иоанн не оставит тебя своим молитвенным заступлением. Если будут силы - поезжай в Петербург в Иоанновский монастырь к его мощам, помолись об исцелении. Многое дает Господь человеку по горячей вере и искренней молитве.

Когда священник ушел, Астия начала медленно читать вслух:

- О, великий угодниче Христов, святый праведный отче Иоанне Кронштадтский, пастырю дивный, скорый помощниче и милостивый предстателю! Вознося славословие Триединому Богу, Ты молитвенно взывал: «Имя Тебе Любовь: не отвергни меня заблуждающегося. Имя Тебе Сила: укрепи меня изнемогающего и падающего. Имя Тебе Свет: просвети душу мою, омраченную житейскими страстями. Имя Тебе Мир: умири мятущуюся душу мою. Имя Тебе Милость: не переставай миловать меня…»

Всю свою веру и надежду на спасение вложила девушка в слова молитвы и, прочитав ее несколько раз, почувствовала, что на душе стало легко, исчез страх перед операцией, а сердце наполнилось радостью и уверенностью в том, что она будет жить.

После пересадки костного мозга прошел год. Астия, как и хотела, училась в Петербургской Театральной академии, жила в общежитии на краю города, подрабатывая на хлеб в кукольном театре.

В первый же день своего приезда она поехала на Карповку в Иоанновский монастырь. Там, стоя на коленях у гробницу, она уже наизусть молилась великому святому: «…Во Христе живый, отче наш Иоанне, приведи нас к невечернему свету жизни вечныя…» девушка поднялась с каменных плит и из ее глаз хлынули слезы, вымывая из души все сомнения, горести и обиды.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ