В канун Торжества Православия я побывала в аду

Это там, где плач, и скрежет зубов. Мы там все плакали, глядя в бездумные глаза детей, вся жизнь которых наполнена лишь перевариванием пищи и созерцанием металлических белых прутьев своей и соседских кроватей. А как иначе назвать место, где скопом находятся больные дети, брошенные родителями?

Официально оно называется Ладыженский интернат для детей-инвалидов 4 профиля, т. е. там живут самые больные брошенные дети со всей Украины. 138 детей с множественными нарушениями. Сто тридцать восемь душ. 80% из них не бывают на улице. Многим отказывают в реабилитации – они ведь «нулевые», по мнению местных специалистов. Я спрашивала у нянечек. Меня, кстати, тоже в институте на олигофренопедагогике учили, что такие дети – человекоподобные, не больше.

Это в Винницкой области. Добирались из Киева микроавтобусом Ионинского монастыря. Туда мы ехали 6 часов, с осмотром местных достопримечательностей. Даже навигатор отказывался определить точное расположение этого страшного места. Мне тоже не верилось, что подобные места в 21 веке ещё есть на карте. Полтора часа мы блуждали по живописнейшему берегу Южного Буга.

Организовала всю эту поездку Таня Фурманова, руководитель ОО «Особенные для особенных». В составе нашей группы была детская театральная студия «Радощи» при ДАРе, активист Антон Дубишин (сам с ДЦП) и неравнодушные люди.

В интернате 3 корпуса. Дети от 5 лет и «до того, пока не умрут» – объяснила медсестра.

В первом корпусе с хорошим ремонтом и даже лифтом находятся сидячие и немного ходячие дети, с сохранённым, хотя и очень низким показателем интеллекта. Мало кто там владеет речью. Мальчики на первом этаже, девочки – на втором. На каждый этаж по 1 нянечке. Главным подарком для этих детей был спектакль – микс из произведений Чуковского от студии «Радощи». В этом корпусе он был показан дважды. Отдельно на каждом этаже. Нянечка мне сразу объяснила: «Мы не можем спустить девочек, потому что нам не разрешают пользоваться лифтом, а то вдруг мы его сломаем»…

«Радощи» молодцы. Играли в полную силу. Перед началом режиссёр Серёжа Дудко настраивал артистов: «Главное – передайте настроение!». Они передали. У зрителей было много радости и бурных эмоций. Спектакль им очень понравился. Мы раздали подарки, закупленные ОО «Особенные для особенных» на пожертвования, и детям, и руководству интерната.

Девочкам особенно понравились подаренные украшения. Девочки – они везде девочки. Но главное – все жаждали общения. В основном не вербального, т. к. вербальным способом там владеют единицы. Несколько девочек попросили покатать их по коридору на инвалидной коляске. Им нравилась скорость. Я бежала с коляской, они особенно громко взвизгивали, когда проезжали мимо комнаты с подружками. Если б не страшный холод, я бы их вывезла на улицу. Пришлось ограничиться коридором.

Разговорилась с одним парнем. Ну, как разговорилась… Я говорю, а он кивает, так как речи нет, но интеллект сохранён. Мы предложили ему конфеты. Он кивнул головой в знак отказа. Почему? Перевожу взгляд на множество икон у кровати и зажжённую лампаду. Спрашиваю его: «Постишься?» Он кивнул в знак согласия. Постится. В интернате. На казённой еде…

Я спрашиваю: «Батюшка к тебе приходил, причащал?»

– «Нет».

– «Часто к тебе приходит батюшка»?

– «Нет»

– «Раз в год»?

– «Нет»

– «Раз в 5 лет»?

– «Да».

Одной девочке очень нравилось гладить наши волосы. Мои – кудрявые, Танины – прямые. Она сидела и долго гладила нас. У неё нет своих волос. Там ни у кого нет длинных волос. Раньше всех брили. Теперь у всех стрижка «под мальчика». Такая роскошь только у детей в 1 корпусе.

Во 2 и 3 корпусах дети лысые. И, похоже, им всё равно. Они никогда не видели себя в зеркало. Они никогда не были на улице. Так живут 80% детей в интернате. Нянечка: «А как? Я же одна на десятерых. Одного вывезу на улицу, а остальные тут сами останутся?»

Видели ли они красивый берег Южного Буга за окном? Вряд ли. На них почти нет одежды, чтоб легче их мыть и меньше стирать. Одежда в шкафу. Если вдруг к кому-то приедут родители, ребёнка оденут и вывезут в специальную комнату для встреч. А так они лежат полуголые, завёрнутые в пелёнки. Мне бы так было холодно. Одеяла видела не у многих. Если бы было достаточно памперсов, то можно было бы одеть детей и застелить им нормальные простыни с одеялами. Им хотя бы стало тепло и уютно. Но этого нет. Почему? Государственное финансирование есть, да и волонтёры привозят пожертвования. Некоторых детей проведывают родители.

Нет там и приспособленных душевых. Стоят огромные обычные ванные, в которых как-то умудряются положить ребёнка и помыть. Я так понимаю, двумя руками одной нянечки это невозможно сделать. Как они это делают по несколько раз в день каждого ребёнка? Нянечки там мечтают о подъёмнике, который бы поднимал и опускал ребёнка, а они бы просто его перекатывали. О приспособленных ваннах даже не мечтают.

На этаже есть хорошо оснащённый кабинет реабилитации. Она же – гараж с множеством инвалидных колясок. На них колёса запакованы в полиэтилен. Не пользуются, значит. А как можно везти в таких колясках детей, у которых руки и ноги узлом? Пожертвовал кто-то, наверно, без учёта, что коляски для таких детей должны быть особенные, с фиксаторами. Как однажды сказал мой знакомый врач, он же завотделением, выбирать аппаратуру нужно с тем, кто будет с ней работать. А потом дарить. Здесь, очевидно, было по-другому. Да и как коляски спустить со 2 этажа? В этих корпусах нет лифта и пандусов. Зато в каждой палате по телевизору. Может, полезней было бы развесить колонки и ставить сказки и музыку. А на сэкономленные деньги сделать пандус на лестнице и купить специальные коляски?

Спрашиваем: «А почему в кроватях и в комнатах нет игрушек?»

– «Так они же их выбрасывают!».

Ну да. Дети всё выбрасывают. Но можно ведь привязать к кровати, чтоб у ребёнка было что поизучать, кроме металлических прутьев кровати.

Мы все там плакали, но только в коридоре. А в палатах пытались скрыть слёзы. Нужно было улыбаться, подходя к детям. Иначе, зачем мы ехали? Слёз тут и без нас хватает. Единственное, что мы могли подарить этим детям, – новое впечатление в виде своего улыбающегося лица, новый звук голоса и тактильные ощущения в виде поглаживания руки. И это больше, чем бананы, которыми мы кормили из рук тех, кто мог глотать. Еда у них есть, а вот улыбку они почти не видят.

Во время поездки в голове крутилось великопостное «Душе моя, восстании, что спиши? Конец приближается». Конец света таки недалеко, если нет дела до таких детей. Хорошо бы, чтоб православные приходы увидели проблему и организовали помощь этим детям. И не обязательно финансовую. Хотя бы просто навестить ребёнка, погулять с ним и подарить новые впечатления – это уже будет одним из кирпичиков, из которых складывается мозаика детских впечатлений. Тепло человеческой души напрямую влияет на развитие ребёнка – это давно известная истина.

Сейчас, в Великий пост, каждый может вспомнить для себя слова Христа: «был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне».

А детки эти не пропащие. Они просто одинокие.