Нравственность и мораль
Внутренняя сила, присущая Императору, Его право на власть сочетались в Его натуре с редкой скромностью, добротой и отзывчивостью. Даже в книге Н. А Соколова об убийстве Царской Семьи, повторяющей местами общераспространенные сплетни о Царственных мучениках, ничего общего с действительностью не имеющие, мы найдем такую характеристику Императора Николая II:

«Государь Император Николай Александрович получил воспитание, какое обыкновенно давала среда, в которой родился и жил Он. Оно привило ему привычку, ставшую основным правилом поведения: быть всегда ровным, сдержанным, не проявляя Своих чувств. Всегда Он был ровен, спокоен. Никто из окружающих не видел Его гнева. Он любил книгу и много читал по общественным наукам, по истории. Он был очень прост и скромен в Своих личных привычках, потребностях. Будучи весьма религиозным, Царь был наделен сильным чувством любви к простому русскому народу. В заключении, если только позволяли обстоятельства, Он шел к солдатам, сидел с ними, разговаривал, играл в шашки, проявляя чрезвычайную простоту. Он вел к ним и Детей. Самой типичной чертой Его натуры, поглощавшей все другие, была доброта Его сердца, Его душевная мягкость, утонченнейшая деликатность. По Своей природе Он был совершенно неспособен причинить лично кому-нибудь зло. Этим Своим свойством Он оставлял почти у всех людей одно и то же впечатление-очарования. Преданная подруга Государыни Анна Танеева пишет иное: «Несмотря на доброту Государя, великие князья Его побаивались. В одно из первых моих дежурств я обедала у Их Величеств; кроме меня, обедал дежурный флигель-адъютант, великий князь. После обеда великий князь стал жаловаться на какого-то генерала, что он в присутствии других сделал ему замечание. Государь побледнел, но молчал. От гневного вида Государя у великого князя невольно тряслись руки, пока он перебирал какую-то книгу. После Государь сказал мне: "Пусть он благодарит Бога, что Ее Величество и вы были в комнате, иначе бы Я не сдержался!"» Так что гневаться Государь все-таки умел: Он был живым человеком, чуткая душа которого возмущалась всякой фальшью и неправдой, которых не водилось в собственной Его Семье. Танеева отмечала, сравнивая Его с Царицей: «У Государыни был вспыльчивый характер, но гнев Ее так же быстро и проходил. Ненавидя ложь, Она не выносила, когда даже горничная ей что-нибудь наврет, тогда Она накричит, а потом высказывает сожаление: "Опять не могла удержаться!" Государя рассердить было труднее, но когда Он сердился, то как бы переставал замечать человека и гнев Его проходил гораздо медленнее». Но в другом месте Танеева пишет то, что полностью созвучно воспоминаниям других людей: «От природы Он (Государь. - М. К) был добрейший человек... В нем не было ни честолюбия, ни тщеславия, а проявлялась огромная нравственная выдержка, которая могла казаться людям, не знающим Его, равнодушием. С другой стороны, Он был настолько скрытен, что многие считали Его неискренним. Государь обладал тонким умом, не без хитрости, но в то же время Он доверял всем. Удивительно, что к нему подходили люди, малодостойные Его доверия. Как мало пользовался Он властью и как легко было в самом начале остановить клевету на Государыню! Государь же говорил: "Никто из благородных людей не может верить или обращать внимания на подобную пошлость'', не сознавая, что так мало было благородных людей». Горько читать эти строки, зная к тому же, что Государь был не так-то наивен, и знаменитые Его воистину страшные слова: «Кругом измена, и трусость, и обман» - доказывают, .что Император Николай вполне сознавал, как «мало было благородных людей». Тем большую, ценность представлял для Него маленький уютный мирок, полный любви и света, - Его счастливая Семья. Человек сильной воли Он унаследовал от предков прекрасную память, строгую самодисциплину, доходящую до педантизма, глубокую веру и умение очаровывать людей. Он никогда не повышал голос на собеседника, всегда был уважителен и предупредителен в общении, аккуратен в одежде и точен в соблюдении принятых норм поведения. «Отличительные черты Николая II заключаются в том, что он человек очень добрый и чрезвычайно воспитанный. Я могу сказать, что я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий император» (министр финансов граф С. Ю. Витте). «Государь был милый, мягкий, ровный. Он был очень добрый человек. Сколько лет я жил около него и ни одного раза не видел его в гневе. Был он прост и не горд» (камердинер царя А. А. Волков). Но за этими присущими императору мягкостью и деликатностью скрывались сильная воля и принципиальность. Все разговоры о его бесхребетности и слабости исходили от людей, так и не сумевших понять Николая. Главным для него всегда было исполнение своего монаршего долга: «Я имею всегда одну цель перед собой: благо Родины; перед этим меркнут в моих глазах мелочные чувства отдельных личностей». В 1902 году он писал матери: «Я несу страшную ответственность перед Богом и готов дать Ему отчёт ежеминутно, но пока я жив, я буду поступать убеждённо, как велит мне моя совесть. Я не говорю, что я всегда прав, ибо всякий человек ошибается, но мой разум говорит мне, что я должен так вести дело». Государь безусловно воспринимался Супругой и Детьми как глава Семьи. Этому во многом способствовали Его необыкновенная выдержка и сила воли - качества, о которых едва ли не слово в слово рассказывают все более или менее близко знавшие Государя. «Тщательно скрываемая болезнь Наследника объясняет многое в жизни Императорской четы, - пишет баронесса Софи Бухсгевден о трагедии Царской Семьи - наследственном заболевании Царевича Алексея гемофилией. - Они всегда надеялись, что будет найдено какое-нибудь средство для лечения недуга. Это было тяжким испытанием - постоянное беспокойство за жизнь любимого ребенка, которое вдобавок Они должны были скрывать и даже улыбаться. Умение владеть собой у Государя помогало ему в этом. Сдержанность была второй Его натурой. «В Своих основных, главных, крепко им продуманных и выношенных убеждениях Он не сомневался никогда, - писал флигель-адъютант Мордвинов. - Сомнения вызывали лишь подробности тех путей, которыми Он стремился возможно лучше, без особых потрясений подойти к намеченной цели. В глубине это была душа нежная и чувствительная, хотя Он делал все, чтобы скрывать Свои порывы и не давать им вырваться наружу. Наивность, жар, горячее убеждение других - все это в Его глазах, вероятно, казалось "странным" знаком чрезмерной уверенности в себе, чего Он так не любил. Он был деликатен чрезвычайно, даже до утонченности, и умел, как никто, ценить искренность и, как никто, умел хранить в себе тайну, доверенную ему в порыве искреннего чувства другими, но Своими, собственными тайнами ему было трудно делиться из чувства все той же утонченной деликатности, но не недоверия...» Юлия Ден, подруга Императрицы, писала: «Николая II упрекали за слабоволие, но люди были далеки от истины. Ее Величество, которая была в курсе всего, что говорится о Государе и о Ней Самой, очень переживала из-за ложных наветов на Императора. - Его обвиняют в слабоволии, - сказала она как-то с горечью. - Как же плохо люди знают Своего Царя! Он сильный, а не слабый. Уверяю вас, Лили, громадного напряжения воли стоит Ему подавлять в Себе вспышки гнева, присущие всем Романовым. Он преодолел непреодолимое: научился владеть Собой, и за это Его называют слабовольным. Люди забывают, что самый великий победитель - это тот, кто побеждает самого себя... Каким Он был? По словам О.Платонова, воспитание и образование Николая II проходило под личным руководством Его Отца на традиционной религиозной основе в спартанских условиях. Учебные занятия будущего Царя велись по тщательно разработанной программе в течение тринадцати лет. Чтобы будущий Царь на практике познакомился с войсковым бытом и порядком строевой службы, Отец направляет Его на военные сборы. Параллельно Отец вводит Его в курс дела управления страной, приглашая участвовать в занятиях Государственного совета и Комитета министров. Блестящее образование соединялось у Него с глубокой религиозностью и знанием духовной литературы, что было не часто для государственных деятелей того времени. Отец сумел внушить Ему беззаветную любовь к России, чувство ответственности за ее судьбу. С детства ему стала близка мысль, что Его главное предназначение - следовать русским основам, традициям и идеалам». Николай II не имел секретаря и делал всю работу Сам, даже накладывал государственные печати на конверты перед тем, как их передать для отправки. Ни одна на бумага не оставалась на Его столе - Он всегда прочитывал и возвращал все без задержки. Его работа в течение царствования все время увеличивалась, так как появлялись новые министерства и департаменты. Большое количество материалов, с которыми министры могли бы справиться сами, все же представлялись на рассмотрение Государя. Настоящая причина этого заключалась в том, что министры предпочитали не нести ответственности в некоторых случаях...». Трудолюбие и ответственность - эти качества четыре Царевны и Царевич переняли от Отца в полной мере. «Он был щедр и много помогал, жертвовал на пенсии из Своих личных доходов. У Государя не было никогда денег с собой. Однажды, когда Он был в провинциальной церкви на обедне, староста подошел с тарелкой. Я увидела большое смущение среди членов Императорской Семьи, сзади которой я стояла. Великая Княжна Татьяна Николаевна наклонилась ко мне: "Не могли ли бы вы одолжить Отцу десять рублей золотых?" - спросила Она шепотом. Я вынула монету и сунула ей в руку. А на другой день я получила посылку с личной печатью Государя. В ней была маленькая, из чудной голубой эмали коробочка, в которой лежала золотая десятирублевка, на небольшой бумажке Государь написал: "От благодарного должника щедрой заимодавице"» (Из воспоминаний баронессы С. К Бухсгевден).

Отец - господин Государь Николай был Отцом для Своих пятерых Детей, будучи при этом, во-первых и в главных, Отцом для миллионов подданных. Эта Его исключительная главенствующая роль в государстве налагала немалый отпечаток и на взаимоотношения с Детьми. Вспоминает флигель-адъютант А. Мордвинов: «Государь был, конечно, счастлив в Своей Семье, как только может быть счастлив человек, обладающий именно такой идеально сплоченной, любящей Семьей... Но удовлетворяться одним Семейным счастьем может не всякий; другая обширная семья - Его Родина, которой Государь стремился служить не только потому, что судьба и рождение поставили Его во главе страны, но и просто как русский, - занимала Его мысли и вызывала скрытые, глубоко мучительные переживания...» Пьер Жильяр, близко соприкасавшийся, как воспитатель Царевича Алексея Николаевича, с Семьей последнего Императора, отмечал: «В обыкновенное время Государь видел Своих Детей довольно мало; Его занятия и требования придворной жизни мешали ему отдавать им все то время, которое Он хотел бы им посвятить. Он всецело передал Императрице заботу о их воспитании и в редкие минуты близости с ними любил без всякой задней мысли, с полным душевным спокойствием наслаждаться их присутствием. Он старался тогда отстранить от себя все заботы, сопряженные с той громадной ответственностью, которая тяготела над ним; Он старался забыть на время, что Он Царь, и быть только Отцом». Жильяру вторит Анна Танеева: «Одно из самых светлых воспоминаний - это уютные вечера, когда Государь бывал менее занят и приходил читать вслух Толстого, Тургенева, Чехова и так далее. Любимым Его автором был Гоголь. Государь читал необычайно хорошо, внятно, не торопясь, и это очень любил. Последние годы Его забавляли рассказы Аверченко и Тэффи, отвлекая на несколько минут Его воображение от злободневных забот». Пьер Жильяр восхищался отношениями Государя Николая Александровича с Детьми: «Их отношения с Государем были прелестны. Он был для них одновременно Царем, Отцом и товарищем. Чувства, испытываемое, ими к Нему, видоизменялись в зависимости от обстоятельств. Они никогда не ошибались как в каждом отдельном случае относиться к Отцу и какое выражение данному случаю подобает. Их чувство переходило от религиозного поклонения до полной доверчивости и самой сердечной дружбы. Он ведь был для них то Тем, перед которым почтительно преклонялись министры, высшие церковные иерархи, великие князья и Сама Их Мать, то Отцом, сердце Которого с такой добротой раскрывалось навстречу Их заботам или огорчениям, то, наконец, Тем, Кто вдали от нескромных глаз умел при случае так весело присоединиться к их молодым забавам».